У Германа не было готового ответа на внезапно оформившийся вопрос.
Его душа вдруг стала похожа на поверхность Джорга, – вроде бы почва, а не суша, и под ней не камень, а зыбь, слой над слоем, мир над миром…
* * *
Семь часов спустя после отлета корабля Омни поверхность черной воды вдруг заволновалась, пошла пузырями, потом начала вспухать пологой волной, будто из бездн, расположенных под сельвой, к прощальным предзакатным лучам солнца стремилось вырваться нечто могучее и огромное, – страшно было подумать, что это за левиафан очнулся в гиблых глубинах, пока разорванная поверхность сельвы не заволновалась еще сильнее. Несколько деревьев, не выдержав волнообразного движения почвы, вдруг с треском повалились, увеличивая и без того значительный хаос разрушений, а из-под воды, мутной от попадающих в нее частиц дерна, внезапно показался горбоносый фюзеляж человеческой машины.
Фонтаны черной, липкой, кипящей жижи взметнуло высоко вверх, истребитель, как раненый кит, вдруг рванулся вперед, наползая своим днищем на зыбкую почву, состоящую из сплетения корней, и этот природный ковер принял его, удержал, лишь несколько соседних деревьев накренились к тому месту, куда выползла страшная, опаленная огнем, поднявшаяся из пучин машина, будто они признавали ее превосходство в силе и таким образом отдавали ей дань своим полупоклоном.
Первым, что увидел Герман на экранах обзора, когда мутная жижа наконец перестала заливать видеодатчики, был искалеченный истребитель форкарсиан и сам Ашанг, который, скорчившись у неумело разведенного костерка, сидел, дрожа всем своим отвратительным, покрытым коркой подсыхающей грязи телом.
* * *
Открыв аварийный люк кабины (главный шлюз истребителя все еще оставался наполовину погруженным в мутно-коричневую, пузырящуюся жижу), Герман с автоматическим пистолетом в руке выбрался на влажную плоскость короткого скошенного крыла.
Не сводя глаз с Ашанга, который сидел, как-то нелепо прислонившись спиной к поваленному стволу молодого дерева, он спрыгнул на пружинистое сплетение корней.
Истребитель врага всплыл над водой едва ли на четверть, а засохшая грязь, покрывавшая с ног до головы Ашанга, явно говорила о том, что насекомое, прежде чем выползти на сушу, долго барахталось в зыбкой жиже.
Похоже, он ранен…
Взгляд сегментированных, выпуклых глаз Ашанга по-прежнему казался Герману направленным в никуда. Отсутствие зрачка продолжало сбивать с толку, а дым от неумело разведенного костерка застилал половину скорчившейся фигуры, не позволяя понять, действительно ли его враг так плох или просто прикидывается.