– Но это же ужасно долго!
– Вовсе нет, если любить друг друга так, как любим мы, сердечко мое! И я абсолютно уверен в вас, потому что знаю: женщина, которая вместе со мной четыре года назад поклялась перед алтарем церкви Святого Сульпиция хранить верность, никогда мне не изменит! Король зря потеряет время, вот и все!
Ответом на его тираду стал глубокий вздох маркизы. Муж нежно обнял ее за плечи и привлек к себе. И тем не менее в голосе его, когда он задал новый вопрос, прозвучала тревога:
– А ты правда по-прежнему любишь меня, Атенаис? Ты правда любишь меня так же, как я тебя?
– Да, я люблю тебя… люблю… Но умоляю тебя, Луи, возвращайся, возвращайся скорее, как можно скорее…
Голос ее был печален, словно молодую женщину томило неясное предчувствие, словно ей казалось: что-то заканчивается сегодня, этой зимней ночью, которая не оставляет места никаким радужным надеждам.
Шесть месяцев спустя и впрямь многое переменилось. В последних числах июля полковник легкой кавалерии, который казался чрезвычайно взволнованным, бурей ворвался во двор особняка, где постоянно жил архиепископ Санса. Он спрыгнул с лошади, кинул поводья подбежавшему лакею и бросился вверх по лестнице. Этим всадником был маркиз де Монтеспан. Архиепископ Санса – его дядя и крестный отец. Никто не усматривал ничего удивительного в столь внезапном появлении родственника.
Добежав до второго этажа, Монтеспан распахнул дверь, оттолкнув маленького светловолосого аббата с розовыми щечками, который тщетно пытался задержать его, и влетел в большую красивую комнату. Прелат в обществе какого-то итальянского торговца рассматривал кружева.
– Как, это ты, Луи? – воскликнул архиепископ. – Но я думал, ты еще в Перпиньяне!
– Многие так думали! Но, как видите, возвращаются отовсюду, даже из Перпиньяна! Там больше нечего делать. Я попросил дать мне отпуск, что было сделано весьма охотно… Более того, приказ об отпуске был собственноручно подписан королем! Каково?!
Разразившись смехом, в котором, впрочем, не прозвучало ни единой радостной нотки, маркиз швырнул шляпу на стол и упал в кресло. Архиепископ заметил, что племянник очень бледен. На лице его лежал отпечаток пережитых страданий. Монтеспан внезапно расхохотался.
– Король! – воскликнул он. – Сам король взял на себя труд написать мне и согласиться на мое возвращение! Лучше уж он отказал бы… Хотя вполне может быть, ему приятнее, чтобы я как можно скорее узнал о своем несчастье!
Архиепископ щелкнул пальцами, давая торговцу понять, что тот может уйти, торговец на цыпочках удалился. Только тогда архиепископ подошел к племяннику.