Он собрался для Творения… и в последний миг заколебался. Не то чтобы он боялся того, что его обнаружат и разоблачат. В эту окраинную церквушку он забрел именно потому, что пособники местной Матери, даже если они дожидаются его появления, скорее всего будут искать его в церквах побогаче или же в кафедральном Соборе. А на этих окраинных улочках ему обеспечена полная безвестность, что только подчеркивалось его кое-как залатанной и покрытой пылью странствий одеждой. Нет, никто не обратит здесь внимания на рядового путника. К тому же в этих краях, столь кардинальными и безжалостными мерами избавленных от колдовства, крайне маловероятно, что Матери или их приспешники смогут сфокусироваться на его творении и тем самым выявить, где он сейчас находится. Да, скорее всего, они даже не знают, как подступиться к решению подобной проблемы. Здесь ему была обеспечена безопасность в той же степени, как в любом другом месте этой перенаселенной и подверженной порче страны, и вовсе не мысль о возможной поимке заставила его сейчас затрепетать в унылой церковной тени. Во всяком случае, не совсем страх обнаружения. Нечто иное… Нечто, похожее на…
«Я боюсь Познания, – подумал он. Страх и впрямь охватил холодными щупальцами его сердце. – Я боюсь Видения. Я боюсь распознать подлинный облик здешней порчи и понять, насколько далеко она зашла».
Он и близко не подходил ни к одной из церквей с тех пор, как им пришлось бежать из Мерсии. А это означало, что до сих пор у него не было шанса собственными глазами Увидеть, какие превращения претерпели здешние жители, не было шанса проанализировать влияние и воздействие тайного владычества ракханских Матерей на веру этих людей. Еще не было. И вот, стоя у ворот этой скромной церквушки, пока местные жители, один за другим, проходили мимо него, Дэмьен осознал, что ему и не хочется ничего Видеть. Не хочется понимать. И никогда не захочется.
Его руки крепко вцепились в чугунную ограду, костяшки пальцев побелели. «Знание – это сила, – напомнил он себе. – И оно необходимо тебе. Не обладая знанием, ты не сможешь бороться с врагом». Но его одолели сомнения, усугубленные испытываемым страхом. Поначалу священник решил, что, совершив Творение в непосредственной близости от одной из местных церквей, он сможет Увидеть здешнюю порчу в ее истинном виде, сможет распознать определенные направления, в которых развивается деградация его веры, сможет уловить некий смысл… А что, если не сможет? Что, если ему удастся вызвать нужный образ – но только затем, чтобы убедиться в том, что он не в силах расшифровать заложенное в нем послание? Порча, которой оказался подвержен здешний край, поражает само сердце; так вправе ли он подвергнуть себя риску столкнуться с ней напрямую?