* * *
– Восславим Луга, братья и сестры! Ибо он – защита и надежда наша! Он, в щедрости своей бесконечной, дарует нам хлеб наш насущный. Он, всеблагой и всевидящий, оберегает нас от опасностей. Он, всепрощающий и всемилостивый, не отворачивается от нас, во грехе погрязших. Луг любит вас! А любите ли вы Луга, братья и сестры?
Толпа ответила нестройным, ленивым гулом. «Еще не вошли в азарт, – мысленно отметил Падерик Третий, готовясь разразиться новыми словами прочувствованной речи. – Публика сегодня подобралась тяжелая». Во дворе Главного храма толпились ремесленники с женами и детьми. Обязательные проповеди были началом кампании против темных магов. На них сгоняли по очереди обитателей всех кварталов. Сегодня Великий отец выступал перед кварталом оружейников из Северного луча. Серьезные, неулыбчивые бородатые люди, скрестив руки на груди, недоверчиво внимали сладкоголосому жрецу. Их жены, грудастые спокойные матроны, уверенные в собственном благополучии, держались рядом со своими супругами. Все они были горожанами довольно зажиточными и набожными. Но молиться и жертвовать на храм предпочитали в родном квартале, более других богов уважая труженика Дадду – своего покровителя и заступника. Авторитет Луга как главного бога, конечно, тоже не отрицали, но считали: пусть ему маги молятся, коль он простирает свою защищающую длань прежде всего над ними. А о том, что Луг – изначально неизмеримо выше рангом, чем их любимый Дадда, и думать забыли. Падерик понимал: предстоит большая, многотрудная работа. Нужно не только внушить людям, что темная магия – зло, но еще и поселить в их душах страх. Перед гневом Луга, перед грехом и перед властью земной, конечно. Его высокопреосвященство работы не боялся. Глубоко вздохнув, он снова заговорил, мягко и вкрадчиво:
– Да, дети мои! Луг любит вас и вашего покровителя. Вспомните: ведь Дадда—труженик – его сын. Все вы – почтенные горожане, все достойные люди, искусные мастера, отцы семейств. Жены ваши – образцы добродетели, дети – послушны и кротки. Да не обойдет вас Луг милостью своей, да будут руки ваши крепки, оружие, выкованное ими, острым. Да пребудет счастье в ваших домах. Но только если не будет греха на вас! – последнюю фразу Падерик выкрикнул резким, почти злым голосом, что заставило расслабившихся ремесленников удивленно вскинуть глаза на оратора. – Да! – еще громче воскликнул Великий отец. – Да! Ибо страшный, смертельный, несмываемый грех хищным зверем рыщет по нашему миру, ищет слабых духом, вводит их во искушение! – Недаром Падерик слыл одним из лучших ораторов Виндора. Он умел завладеть вниманием публики, даже такой непробиваемой. Его глаза загорелись неистовым огнем, внезапно побледневшее лицо приобрело вдохновенное выражение. Старенькая, безо всяких украшений ряса придавала жрецу смиренный вид. Он простер к толпе руки и тихо, зловеще, почти шепотом, который, однако, благодаря усиливающим артефактам слышен был во всех уголках храмового двора, уронил: – Мрак. Мрак имя греху этому. Ибо всякий, кто к нему прибег, в него и возвратится. Грязь к грязи, нечистоты к нечистотам. Мрак к мраку.