– Нет, не было такого.
Падерик разочарованно переглянулся с палачом, а я старался подготовить себя к предстоящей экзекуции. Однако Великий отец почему—то не торопился выкалывать мне глаза и загонять иглы под ногти. Вместо этого он спросил:
– Но ты хотя бы раскаиваешься в содеянном, сын мой?
– Нет, – в тон ему ответил я.
– Покайся, пока не поздно! Луг милосерден…
– Даже не сомневаюсь в его милосердии. А в ваше что—то не верится. Поэтому никакого покаяния не будет.
– Ответь мне еще на один вопрос, – Падерик предпочел не заметить хамства. – С каким демоном ты вступил в союз для сотворения темной волшбы?
Ну, вот уж лорда Феррли они не получат! Всем известно, что существует обряд вызова и уничтожения демона. Для этого сложного ритуала необходимо знать его имя. Поэтому я с самым невинным видом сообщил:
– Я просто взывал к мраку. А какой именно демон откликался – не знаю. Он мне ни разу не показывался.
– А как же ты оживлял мертвецов, делая из них зомби?
– А я и не оживлял, – что—то многовато он хочет на меня повесить.
Падерик, казалось, ничуть не расстроился и задал вопрос, как говорится, в лоб:
– Чем ты пытался околдовать его императорское величество, сын мой?
– Я не пытался околдовывать его императорское величество.
– Но это подтверждают десять свидетелей, сын мой! Отпираться бессмысленно. Покайся, и тебе станет легче!
– Никого не околдовывал, ошиблись ваши свидетели, – упорно твердил я.
Падерик сделал знак палачу. Тот, выразительно осклабившись, взял с пола инструмент странной конфигурации, немного напоминающий клещи, и зачем—то показал их мне. Потом сделал пару шагов вперед.
– Последний раз прошу: покайся, пока не поздно, сын мой! – прищурился Верховный жрец.
– А не пошел бы ты…
Великий отец в который раз вздохнул, а я приготовился к пытке. Но ее почему—то не последовало. Задав мне еще несколько ничего не значащих вопросов, Падерик процедил сквозь зубы:
– Сегодня мы уходим. Но еще вернемся. Скажи спасибо… – кого я должен благодарить, толстяк не пояснил, и торжественно покинул камеру, уведя за собой и тщедушного секретаря, и могучего палача.
Некоторое время я пытался понять, чем вызвана такая демонстрация возможностей без их применения, потом махнул рукой и снова уселся на солому. Долго ломал голову в поисках если не выхода из тюрьмы, то хоть надежды, за которую можно было бы уцепиться, да так ничего и не придумал. Очень хотелось есть. Судя по тому, что даже тоненький лучик из окошка больше не рассекал тьму моего убогого обиталища, наступил вечер. Снова лязгнула дверь, и в камеру вошел Вериллий.