— Кто это?
— Мой брат Камлак, королевский сын. — Не глядя на меня, она указала на упавший челнок. Я поднял его и подал ей. Мама медленно и рассеянно принялась за работу.
— Выходит, война кончилась?
— Война давно кончилась. Твой дядя с его величеством вернулись с юга.
— Они вернулись, потому что умер мой дядя Дайвид? — Дайвид был старшим сыном короля и являлся наследником. Он неожиданно скончался в сильных мучениях от желудочных колик. Его бездетная вдова Илен уехала к своему отцу. Естественно, распространились обычные в подобных случаях слухи об отравлении, но никто не воспринимал их всерьез. Дайвида любили, он был храбрым бойцом и осторожным человеком, умел вовремя проявить великодушие.
— Говорят, ему надо жениться? Да, мама? — Я был взволнован, ощущая собственную важность от причастности к таким сведениям и представляя свадебные торжества. — Теперь, после смерти дяди Дайвида, он женится на Кирдуэн?
— Что?! — Челнок остановился, и мать, пораженная, повернулась ко мне. Однако смягчилась при виде выражения на моем лице и, судя по голосу, больше не сердилась, хотя и продолжала хмуриться. Сзади кудахтала и суетилась Моравик. — Откуда это пришло тебе в голову? Забудь о таких вещах и не открывай больше рта.
Челнок снова медленно пришел в движение.
— Послушай, Мерлин, будь хорошим мальчиком. Когда они придут посмотреть на тебя, веди себя тише воды. Понял?
— Да, мама. — Я понимал все очень хорошо. Обычно меня прятали от короля. — Они придут посмотреть на меня? Но зачем?
— Спрашиваешь зачем? — с некоторой горечью, отчего сразу постарела и стала похожа на Моравик, спросила мама.
Станок с новой силой яростно застучал. Мать заправляла зеленую нить, и я увидел, что она допустила ошибку. Но рисунок выглядел красиво, и я промолчал, наблюдая вблизи за ее работой. Наконец занавес на входе откинулся, и в комнату вошли двое.
Они будто заполнили собой всю комнату — рыжий и седой. От солнечных лужиц их отделял какой-то фут. Мой дед был одет в голубую, цвета барвинка одежду, окаймленную золотым шитьем. Камлак был в черном. Потом я узнал, что он всегда носил черное. На плече и руках сверкали драгоценные камни. Рядом со своим отцом он выглядел проворным и молодым, его движения были упруги и резки, как у лисы.
Мать встала. На ней было домашнее темно-коричневое одеяние. Шелк переливался на фоне ее волос. Но вошедшие даже не взглянули на нее. Будто в комнате никого, кроме меня, малыша, стоявшего у ткацкого станка, не было.
Дед показал головой на дверь: «Выйдите». Шурша одеждами, женщины молча поспешили на выход. Моравик приготовилась заупрямиться и надулась как куропатка. Жестокий взгляд голубых глаз хлестнул ее, и, не осмелившись на большее, она, фыркнув, вышла. Взгляд остановился на мне.