— Позволительно ли будет мне спросить, с чего именно, сударыня, вы собираетесь начать? — непринужденно осведомился Владимир Сергеевич. Его самого, судя по всему, все происходящее слегка забавляло.
— Для начала, — сказала Амалия, — мне хотелось бы иметь список всех слуг с обозначением их обязанностей. Всех, кто находится в доме сегодня.
Павел Петрович провел ладонью по лицу.
— Хорошо… Анна Владимировна осталась с Митенькой, я попрошу ее составить такой список. Что-нибудь еще?
— Пока больше ничего, — ответила Амалия. — Соседняя комната свободна?
— Да, но ее еще не обставили, — несколько сконфузился Верховский.
— Не имеет значения. С вашего позволения, дамы и господа, я отправлюсь туда и буду вызывать вас по одному. — Она повернулась к своему бывшему мужу. — Как ваша рука, Александр? Не болит?
— Прошу вас, не беспокойтесь, — откликнулся тот. — Со мной все хорошо. Или вы хотите прежде всего поговорить со мной?
Амалия бросила взгляд на Вареньку и заметила, что та как-то уж чересчур нервно прислушивается к их разговору и то и дело покусывает губы. Поэтому молодая женщина сказала:
— Нет, Александр. Прежде всего я хочу побеседовать с Венедиктом Людовиковичем.
— Мне казалось, мы с вами уже обо всем успели побеседовать раньше, — с некоторым удивлением заметил доктор, садясь напротив Амалии.
Комната, в которой они сейчас находились, похоже, была предназначена для хранения старых игрушек, которые по каким-то сентиментальным причинам хозяевам жалко выбрасывать. На полках неказистого, кособокого шкафа были разложены кубики, оловянные солдатики, ветхие куклы. В углу стоял целый ящик, набитый старой елочной мишурой, и Амалия невольно задержала на нем взгляд. По ее просьбе на шаткий столик поставили лампу и принесли из гостиной два стула.
— Должна вам признаться, доктор, — заговорила баронесса с легкой улыбкой, — наш разговор — лишь некий стратегический маневр с моей стороны.
— В самом деле? — усомнился Венедикт Людовикович.
— Да. Мне бы хотелось, чтобы остальные гости немного успокоились, потому что для меня крайне важно будет все, что они смогут вспомнить. А когда человек встревожен, взбудоражен, trop nerveux,[19] от него, как от свидетеля, мало толку.
— Ну, раз так… — Де Молине пожал плечами. — Можно вопрос, госпожа баронесса? Вы и в самом деле рассчитываете найти того, кто убил Беренделли?
— Да, — просто ответила Амалия. — Как мы знаем, Беренделли был убит после того, как вы оставили его в малой гостиной, и перед тем, как я с Верховскими и Бил… с моим кузеном заглянула к нему, чтобы попрощаться. Что вы помните о том промежутке времени?