— Я? — Доктор поморщился. — Думаю, то же, что и все. Мадемуазель Мезенцева пела, господин композитор ей аккомпанировал.
Амалия вздохнула.
— Собственно говоря, меня скорее интересуют те, кто по каким-либо причинам выходил из комнаты, — призналась она. — Вот вы, к примеру, — вы сами выходили из гостиной?
— Я? Нет.
— Вот именно поэтому мне и важно ваше мнение, — объяснила Амалия. Во время выступления Вареньки доктор находился как раз против нее, и она отлично помнила, что тот и в самом деле не покидал гостиную.
— Понимаю, — протянул Венедикт Людовикович. — Видите ли, госпожа баронесса… Не знаю, как вам объяснить, но я был очень увлечен пением. Музыка напомнила мне времена… — мужчина замялся, затем объяснил с вымученной улыбкой: — Я погрузился в приятные воспоминания.
— Вы любите оперу? — поинтересовалась Амалия.
— Да, — вздохнул доктор. — Когда я жил в Париже, то старался не пропускать ни одной премьеры. Правда, это было давно, я учился тогда в университете, — пояснил он. — Снимал каморку у старушки на Иерусалимской улице, которая работала в оперном театре, и она иногда тайком проводила меня в зал. Впрочем, чаще мне приходилось покупать билеты на галерку — я не хотел, чтобы у бедной женщины из-за меня возникли неприятности.
— Вижу, вам нелегко пришлось в жизни, — заметила Амалия.
— Да, и от тех времен мне осталась в наследство болезнь желудка, — усмехнулся де Молине. — Фиакр после представления я тоже не мог себе позволить, так и возвращался к себе ночью — пешком.
Амалия с любопытством взглянула на него.
— Наверное, в те годы это было не слишком безопасно. Париж — беспокойный город.
— Нет, у нас на Иерусалимской улице все старались вести себя прилично. Разве вы не знаете? Ведь рядом находится полицейское управление Парижа.
— А, ну да, конечно, — протянула Амалия. — Кстати, у нее очаровательный голос.
— У мадемуазель Мезенцевой? О да! Жаль только, что ее талант так и пропадет в гостиных, ведь девушка никогда не выйдет на сцену.
— Однако, как вы понимаете, Венедикт Людовикович, интересует меня сейчас не она, а тот из гостей, кто выходил во время ее выступления. Постарайтесь все-таки вспомнить, вы никого не заметили?
— Поскольку это действительно важно… — де Молине наморщил лоб и задумался, а Амалия отвела глаза и стала смотреть на ящик с елочной мишурой. Прошло несколько минут.
— Я помню, композитор выходил перед последней арией, — наконец промолвил доктор. — Он извинился и вышел, но очень скоро вернулся. Еще, мне кажется, госпожа графиня тоже исчезала на какое-то время. Впрочем, я не слишком уверен.