Заместитель начальника участка Джилл Темплер выдвинула свою версию:
– А может быть, нападавший уже находился в доме? Услышав, что входная дверь открывается, он бросился туда. Ударил входящего по голове и сбежал.
Но дом был оснащен по последнему слову техники: повсюду стояли датчики и сигнальные устройства. Следов взлома никаких, и все вещи, казалось, на месте. Близкий друг Марбера, тоже галерейщик и антиквар – дама по имени Синтия Бессан – прошлась по дому и заявила, что, по ее мнению, ничего не пропало, однако большая часть коллекции покойного была снята со стен, и все картины, тщательно упакованные в гипсокартон, стояли у стены в гостиной. Госпожа Бессан не смогла дать этому никакого объяснения.
– Может, он собирался обновить рамы или перевесить их в другие комнаты. Ведь если картины долгое время висят на одних и тех же местах, от них невольно устаешь…
Она обошла все комнаты, особенно тщательно осмотрев спальню Марбера, порог которой переступала впервые. Она назвала ее «святилище уединения».
Убитый ни разу не был женат, и это натолкнуло расследующих убийство детективов на предположение, что он был геем.
– Сексуальные пристрастия Эдди, – заявила Синтия Бессан, – никак не связаны с преступлением. Но это должно выяснить расследование.
Ребус чувствовал себя как бы вне игры, в основном сидя на телефоне. Бессмысленные звонки друзьям, партнерам. Одинаковые вопросы, на которые он получал почти одинаковые ответы. Упакованные в гипсокартон картины проверили на отпечатки пальцев. Проверка показала, что картины упаковывал сам Марбер. И никто – ни его секретарь, ни приятели – не мог дать хоть какое-то объяснение.
Однажды, когда очередное совещание подходило к концу, Ребус придвинул к себе оставленную кем-то кружку с чаем – там был крепкий чай с молоком – и запустил прямо в Джилл Темплер.
Это совещание началось так же, как и все совещания до него. Ребус проглотил три таблетки аспирина, запив их утренним кофе-латте. Кофе подали в картонном стаканчике. Пил он его в кафе на площади Медоуз. Обычно это была первая и последняя порция хорошего кофе, выпиваемая им в течение дня.
– Крепко перебрал вчера? – спросила сержант Шивон Кларк.
Она окинула его беглым взглядом: костюм, рубашка и галстук те же, что и накануне. Возможно, он вообще не потрудился раздеться на ночь. Утреннее бритье кое-как: несколько раз наспех прошелся электробритвой по лицу. Голова давно не мыта и не стрижена.
Видела она только то, что Ребус сам хотел ей показать.
– Доброе утро, Шивон, – еле слышно пробормотал он, комкая в пальцах пустой стаканчик.