Взять хотя бы Стеллу Ковригину…
Незаметно для самого себя генерал уснул. Будто нырнул в глубокий колодец, наполненный до краев чистой, удивительно вкусной водой. Лошади медленно плелись по лесной дороге. Иногда упавший с дерева снежный ком нарущал торжественную тишину тайги…
Пробуждение было не таким приятным, вернее, совсем неприятным. Иванчишина разбудило звонкое ржание лошади, приглушенные голоса.
Рядом с розвальнями — ехидно улыбающийся Пудель. За его спиной — два боевика. В стороне оглаживает оседланного мерина дядя Семен.
— Не хорошо поступаете, Геннадий Петрович, не ожидал от вас такого баловства…
В дверь сначала поскреблись, потом — постучали. Видимо, потеряв терпение, забухали кулаками. Пудель оторвал голову от подушки, с трудом разлепил склеившиеся веки. Голова забита чем-то вязким, рыхлым, виски с трудом сдерживают удары взбунтовавшейся крови.
— Открой, лярва! — столкнул он разоспавшуюся бабу на холодный пол. — Не слышишь — стучат!
Голая женщина набросила на костлявые плечи шаль и поплелась открывать. Из-под шали выступали костистая спина, усохшие бедра, тощие соломинки ног.
С таким скелетом может спать только вдрызг пьяный мужик, с отвращением подумал Пудель. Разве мало сидело за столом пухлых молодок, не иначе черт понес его на костлявую старуху…
За дверью — боевик. Вид у парня — поникший, виноватый. Смотрит в сторону… Все понятно без пояснений.
— Бежал?
Боевик развел руками. Автомат сполз с плеча и ударился о пол. Негромкий стук отозвался в голове пушечным выстрелом. Васин болезненно поморщился.
— Сам не знаю, как получилось… Вроде, стояли рядом у крыльца и вдруг — нету…
Пудель торопливо одевался. Натянув, наконец, куртку, злобно оттолкнул сожительницу, засовывающую ему в карман завернутые в бумагу пирожки.
— Отстань, скелетина. Сейчас не до жратвы…
— Ночью, однако, нахваливал, — обиделась баба. — А сичас обзываешься.
Пудель не ответил, похоже, даже не услышал бабьих причитаний. Проходя мимо боевика, отвесил звонкую затрещину.
— Спать не надо было, падло, дерьмо вонючее… Лошадей! Буди Семена!
Не прошло и десяти минут, как четыре всадника мчались по зимней дороге… Скорей! Скорей!… Безжалостно нахлестывали коней, приподнимаясь в седлах, пытливо оглядывали распадки.
Догонят, обязатетельно должны догнать! Поутру в городишко идет автобус, по этой же дороге идет. Пересядет Иванчишин с розвальней — не возьмешь. С некоторых пор автобусы сопровождаются вооруженными ментами — не затевать же перестрелку.
— Не беспокойся, Артюха, достанем, — на скаку успокаивал Пуделя дядя Семен. — Он, вишь ты, — по тракту, а мы верхом пойдем, через вон ту сопку… Не трусь, паря, поспеем…