Рука моя сама потянулась к выключателю, но меня остановил его голос:
– Не включай свет, Антон. Он мне теперь противопоказан. Здоровье, понимаешь… Ты лучше присаживайся.
Напротив стола стоял стул, и лампа была направлена на него. Как будто Папа был следователем, а каждый, кто к нему приходит, – преступником.
Я потоптался в нерешительности.
Вообще-то, по традиции положено было кинуться к своему бывшему наставнику в объятия и трижды расцеловать его. Если, конечно, ты хочешь показать ему, что любишь его.
Но я не мог этого сделать.
А Папа почему-то не собирался вставать из-за стола.
Впрочем, спокойствия ему всегда было не занимать. И эмоции свои он старался не выдавать.
– Я слушаю тебя, Антон, – объявил он, склонив голову набок.
Будто я все еще был подростком и пришел к нему на очередную беседу по душам. Впрочем, для Папы это словосочетание было абсурдным. Была ли она у него вообще, так называемая душа?
Хотя тогда у нас такой кощунственный вопрос не возникал.
Я молчал. Заготовленные речи куда-то испарились из головы. Я только сидел и смотрел на него.
Папа первым нарушил молчание.
– Что ж ты молчишь? – строго осведомился он. – Рассказывай.
– О чем? – тупо спросил я. Он едва заметно усмехнулся:
– Ну, хотя бы о том, когда выйдет твоя новая книга.
Это было ошибкой с его стороны.
Все мысли, которые лезли ко мне в голову длинными бессонными ночами и которые я безуспешно пытался заглушить возлияниями спиртного, мгновенно ожили и обрели четкую формулировку.
Однако я еще старался держать себя в руках.
Я лишь покачал головой:
– Новой книги не будет.
– Почему? – удивленно поднял брови Папа.
– Я давно уже не пишу. Ни строчки.
– Вот как?
Я вздохнул.
– Послушайте, Владимир Иванович, а вы читали хоть одну из тех книг, которые я успел опубликовать?
– Я прочел их все.
– Ну и как?
Еле заметная пауза.
– Хорошо написано.
– Это не ответ. Вот вам лично моя писанина понравилась? Он хмыкнул:
– При чем здесь я? Кстати, если помнишь, я и раньше говорил тебе: книга – не невеста на выданье, она – отражение твоего «я». Слово «нравится», которое частенько любят употреблять по отношению к тому или иному произведению, передает лишь степень близости мира, созданного автором, к образу мира, существующему в голове у читателя. Если эти два образа совпадают или тождественны, то читатель будет в восторге от прочитанной вещи. Если же нет, он будет плеваться и кричать на всех перекрестках, что никогда еще не читал более дрянной вещи…
– Владимир Иванович, – перебил его я, – неужели вы думаете, что я приехал к вам только для того, чтобы выслушать одну из ваших лекций о литературе?