Злое счастье (Астахова) - страница 3

Больная жена никому не нужна. Это присказка такая есть. Русская народная. Старая присказка, а по сей день жива. Не хотите проверить на себе? Правильно, не стоит искушать судьбу. Сегодня он тебя на руках носит (на словах, естественно), а стоит только лечь пластом под капельницу… Он, видите ли, не может без женщины больше недели. Кажется, ну кому он вместе со своей сомнительной потенцией нужен? Ан, нет! Находятся желающие вкусить радость неземного секса с «супермачо», который только на третьем году супружеской жизни приучился регулярно менять носки.

Спросите, почему я с ним 15 лет прожила? Много причин. Как сказала бы свекровь, «так не пьет же». Опять же пресловутый квартирный вопрос, который всех испортил. Саша, конечно, белый и пушистый, не пьющий к тому же, но за квартиру он бы мне устроил веселую жизнь… Грустно это все… Но не грустнее, чем рак.

Что? Что происходит? Ишь ты, засуетилась!

Погодите-ка! Как же так?! Я же себя вижу со стороны. Боже, вот ужас! Точь-в-точь рыба свежая, потрошеная. Слышать бы еще, что они друг другу говорят? Странно как-то, словно звук в телевизоре отключили. Бегают в тишине сестрички, суют в руки хирургу какие-то инструменты, анестезиолог мечется между мной и аппаратурой, реаниматолог что-то говорит… В американских фильмах это звучит так: «Доктор, мы ее теряем!» А сверху на большой операционной лампе у вас пыль, господа эскулапы, между прочим. Непорядок!

Мне сверху видно все, ты так и знай.

Секундочку! Я же отлетаю. А дети? Господи, а как же дети?! Как же они без меня?! Я не могу!


Но Тоннель уже сиял далеким светом, и душа уносилась прочь от страданий и боли, от капельниц, окровавленных перчаток и одноразовых шприцев, от блудливых виноватых глаз того, кто перед Богом и людьми, от золотой зари детства и призрачных туманов отрочества, от хлестких ветров юности и солнечного полдня зрелости. Прочь, прочь, прочь…

Прощай, Вечный город, мой несбывшийся Рим! Прощайте, цветущие абрикосы! Прощайте…

Мне сорок лет. Нет бухты кораблю…

* * *

Она лежала на сыром холодном песке, окоченевшая, не чувствуя немеющих рук и ног. Голову разрывала нестерпимо пульсирующая тупая боль, словно по затылку со всего маху шибанули обухом топора. Перед глазами стояла мутная розовая пелена. Со стоном она приподняла голову, чтобы осмотреться. Качался, как на волнах, противоположный берег реки: камыши, а за ними коричневые унылые холмы, рощицы тоненьких деревьев, валуны, а совсем уже на горизонте черная полоса далекого леса. Она осторожно провела непослушными пальцами по мокрому лицу. Руки стали алыми от крови. Кровь капала с волос, саднила рана на затылке.