Рошак нахмурился:
— Опять тычешь вилами в чужой огород?
Другой начальник любил ссылаться на усреднённые данные. Когда в очередной раз он завёл привычное:
— Получается в среднем…
Рошак тут же подытожил:
— В среднем река по щиколотку, а корова утонула.
Вокруг захохотали. Теперь на фабрике не любят без нужды «усреднять» что-либо.
Говорят, самый тонкий юмор — это когда трудно уловить грань, за которой заканчивается шутка и начинается серьёзноё. Рошак может сказать человеку, которого давно знает:
— Иди и работай. А то я тебя уволю.
Если он скажет это молодому руководителю вроде Юрия Новикова, тот воспримет его слова даже с некоторым удовольствием. Мне несколько молодых работников сами в этом признались. У них сложилось убеждение, что если Рошак пошутил насчет увольнения, то этого человека он явно считает необходимым для предприятия. Потому и намекает ему, что разглядел в нём нечто большее, чем видят другие. Разглядел, что человек пока что не до конца раскрылся в работе. И как бы подталкивает его к этому — хотя и шутливо, но достаточно настойчиво.
Конечно, не факт, что все понимают юмор Рошака должным образом. Или как сказал бы Юрий Новиков, воспринимают его адекватно. Был случай, один руководитель стал с генеральным директором препираться. А у Рошака совершенно не было в тот момент ни времени, ни желания выяснять отношения. И он сказал:
— Иди и выполняй. Иначе уволю.
А тот вдруг вспыхнул как порох:
— Да я сам уволюсь.
Рошак оторвал взгляд от бумаг, которые подписывал:
— Ты серьёзно?
— Вполне. Могу прямо сейчас заявление написать.
— Пиши, — бросил ему Рошак.
Через несколько минут тот положил на стол директора заявление. Рошак тут же написал размашистую резолюцию:
— Отдай в отдел кадров.
И только уже в отделе кадров тот прочел резолюцию директора: «Уволить на следующий день после моего увольнения. Рошак».
Так этот человек по сей день и работает на фабрике: кому в голову взбредёт уволить директора Рошака в самый разгар очередного этапа реконструкции. А самому Рошаку, прямо сказать, не до сантиментов. Это один пермский начальник, начитавшись Достоевского, стал уверять, что время — это категория несуществующая. Нет никакого времени. Есть отношение бытия к небытию. То есть сплошная условность.
Для кого-то, может, и условность. Но не для Рошака, который каждую единицу этой «условности» словно заранее измерил, взвесил и просчитал. Когда он пришел на фабрику, здесь работали с кроссом «Бройлер-6». Потом перешли на более продуктивную «Смену». Сейчас работают с ещё более совершенной элитой «Росс-308». А почему, скажите, они не попробовали перепрыгнуть сразу через несколько ступенек? Но как раз этим и отличается Рошак от иных реформаторов: своим доведённым до искусства умением точно измерить, взвесить и просчитать, а потом уже приступать непосредственно к реконструкции. Поэтому они научились сначала управляться со своим новым кормозаводом. Потом взялись за освоение следующего кросса. А когда набрали сил и опыта, чтобы взять новую ступень, опять надо было форсировать реконструкцию производства. Ведь переход на новую породу птицы требует существенно менять условия выращивания и откорма. Налаживать новые системы поения. Внедрять новые типы кормушек. Изменять климат в технологических корпусах…