– Да здравствует республика! Бей англичан!
В своей комнате Амелия подошла к окну – и поразилась, увидев, как поднялся канал Кюнетт, и вода в нем вот-вот готова хлынуть через край. «Они открыли шлюзы!» – сообразила она. Но тут она увидела солдат в красном, которые бежали по улице, и сердце у нее упало. Не раздумывая, она бросилась вон из комнаты.
– Ева! – закричала она, сбегая по лестнице. – Ева, запирай все двери, никого не пускай! Слышишь? Никого!
Ева уже и без ее указаний заперла черный ход и закрыла окно ставнями, понимая, что дело идет к захвату города, а в такие моменты грабеж неизбежен.
– Кристоф! – Амелия увидела старого дворецкого и переключилась на него. – Двери заперты? Ты запер двери?
– И не надо на меня кричать, я не глухой, – обиделся слуга. – Двери закрыты. Да что случилось-то? Шумят тут только… без толку…
Он явно собирался ворчать и дальше, но тут входная дверь, закрытая только на один хлипкий замок, распахнулась от удара, и на пороге показался Арман, державший в руке окровавленную саблю.
В следующее мгновение их взгляды с Амелией скрестились.
До этого он много раз представлял себе, как они встретятся и что именно он скажет этой жалкой шпионке, которая так ловко обвела их всех вокруг пальца. Но стоило ему увидеть это королевское лицо, эти глаза в черных ресницах, как он вспомнил о Бэйли, о юноше в яме, и его охватил ужас. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, он крикнул:
– Амелия! Беги! Беги, черт бы тебя побрал!
Она непонимающе посмотрела на него… но сзади уже надвинулась чья-то тень. До Амелии донесся крик Евы, а потом она ощутила удар по голове, мир подернулся темной пеленой – и не стало ничего.
Ничего.
Совсем.
Холодно… Голова тяжелая-тяжелая. И еще кто-то постоянно плачет на одной и той же ноте, и это ужасно утомляет.
– Сударыня! Вы живы! Слава богу! Я уж думала, этот негодяй убил вас!
И Ева заходится в плаче, и на кончике ее носа, на самой бородавке, тоже дрожит слеза.
Амелия попыталась приподнять голову, но оказалось, что сделать это тяжело, почти невозможно, так что ей пришлось отказаться от этой мысли. Дотронувшись до головы рукой, она обнаружила, что на лбу у нее лежит намоченное холодной водой полотенце, и поморщилась. Она лежала на какой-то жесткой кровати, а сверху нависал сводчатый потолок. Окно в комнате было совсем маленькое, и свет почти не проходил сквозь него.
– Где я? – прошептала она.
Ева хлюпнула носом.
– Онскот, – сказала она, – или Гондскооте, я так и не разобралась. Французы говорят так, фламандцы – этак…
– Почему я здесь? – спросила Амелия. – Что с Дюнкерком? Он взят?