— Откуда я знаю? Мы знакомы всего полгода. Он гений.
— А с кем из учеников он был наиболее близок?
— С Гуревичем. Он им восхищался, не знаю, за что. Володя, он был, как Пушкин.
— Пушкин? — не понял следователь.
— Пушкин всегда поддерживал других писателей. Чем талантливее другой писатель, тем больше Пушкин им восхищался. Для него это был как бы брат. А для остальных писателей — враг и конкурент, и они друг друга ненавидели.
— По-вашему, ученые тоже ненавидят друг друга?
— Конечно. Тех, кто талантливей.
— А Бекетов был талантливее всех. Так его все ненавидели?
— Наверное.
— Вы не вспомните, Кристина, где вы были в среду около двенадцати?
Кристинка вскинула серые глаза и тихо, равнодушно произнесла:
— Вы долго будете меня мучить? Лучше бы застрелили. У вас ведь есть пистолет?
Талызин перепугался. С нее станется — возьмет и покончит с собой.
Девочка явно находится в состоянии шока, за ней нужен глаз да глаз!
— Давайте я вас отвезу домой.
— Там родители. Не хочу.
— А куда хотите?
— Никуда.
— Но у вас есть подруга, к которой… или кто-нибудь еще?
Кристина с удивлением слушала странного человека. При чем тут подруга или кто-нибудь еще? У нее есть он, Володя. Нет, вспоминать она не собиралась, это было слишком мучительно, только этого и не требовалось. Он был везде — внутри и снаружи, далеко и близко, в прошлом и в будущем.
— Я не могу вас здесь оставить. Уже поздно.
Чужой голос нудил под ухом, заглушая Володю. Уж лучше родители — они ходят на цыпочках и разговаривают шепотом.
— Хорошо, везите домой.
Дверь открыла женщина с лицом, столь явно выражающим тревогу, что Талызин поспешил сообщить:
— Ничего страшного не произошло. Просто уже поздно, и я решил подвезти вашу дочь на машине. Я следователь, меня зовут Игорь Витальевич.
— Спасибо!
Между тем Кристина молча проскользнула в комнату, зато в коридоре показался отец. Его лицо казалось еще более несчастным, чем у жены — если это можно себе представить. Конечно, грех добавлять им проблем, но выбора не было. Талызин шепотом произнес:
— Девочка в состоянии шока. Ей нельзя без присмотра — как бы ни сделала себе чего плохого… Может, успокоительное выпьет?
— Если мы попытаемся давить, она уйдет, — мрачно заметил отец. — Я так желал смерти этому негодяю, а теперь сам не рад. Во сволочь! Даже после смерти нет от него покоя!
Неприятная мысль зародилась у следователя в мозгу. Родители Кристины ненавидели Бекетова и желали ему смерти, о роковом тосте могли узнать от дочери, а яд… да, единственное утешение — не очень понятно, откуда им было заполучить пузырек с ядом. В любом случае, у него язык не поворачивался взять и спросить у людей, находящихся на последней грани отчаяния, где они были в среду около двенадцати. Нет, не сейчас! И он отправился домой. Хватит на сегодня!