Расширенными глазами я смотрела на него. У меня не укладывалось в голове то, что он говорит. Как он смеет!
– Вы просто наглец! – произнесла я яростно. – Как вы вообще посмели явиться сюда!
– Если вы полагаете, герцогиня, что я отныне от стыда зароюсь в землю и зарасту паутиной, то это ошибка. В жизни мне доводилось делать и нечто похлеще того, что я сделал с вами. Вы моя жена. Честно говоря, у меня есть мысль, что оскорбления, которыми вы меня накануне осыпали, полностью искупили мою вину.
– Я не пойду с вами ужинать. Мне безразлично, какие у вас есть мысли. Ваше бесстыдство мне давно ясно. Я не желаю вас видеть!
– Герцогиня, – произнес он спокойно, – я не настаиваю на тех самых главных правах, какие сейчас имею. Но видеть меня вам придется; если уж на то пошло, то хотя бы три раза в день, когда вы будете спускаться в столовую.
– Я не стану туда спускаться. Я вообще уйду от вас.
– Сударыня, я еще раз настоятельно прошу вас изменить свое мнение, – сказал он холодно.
– Изменить? Да я вас ненавижу!
Он подошел ко мне, его темная тень полностью закрыла меня. Я невольно ступила шаг назад. Герцог взял меня за руку чуть повыше запястья. Его лицо оказалось так близко к моему, что я почувствовала его дыхание; глаза его показались мне двумя черными безднами.
– Я прошу вас, – тихо, чуть хрипло проговорил он, и в его голосе я очень явно услышала угрозу.
Да, настоящую угрозу, нешуточную. Его пальцы сильнее сдавили мое запястье.
– В этом доме, сударыня, – заговорил он спокойно, но так же угрожающе, – существуют определенные традиции. Если между нами и пробежала черная кошка, имейте мужество не ставить об этом в известность других.
Он почти до боли стиснул мою руку.
– Так я теперь рабыня? – проговорила я сквозь зубы. – Или, может быть, заключенная? Я сидела в Консьержери; вы обращаетесь со мной еще хуже, чем тамошние тюремщики!
Александр отпустил мою руку.
– Вы ошибаетесь, герцогиня, – сказал он спокойно. – Меньше всего на свете я хочу доставить вам неприятности. Однако позвольте мне не считать неприятностью мою просьбу спуститься к ужину.
– Просьбу? Вы это называете просьбой? Да вы почти избили меня!
Его густые брови были угрожающе сдвинуты к переносице, голос прозвучал холодно:
– Сударыня, уверяю вас: у меня и в мыслях ничего подобного не было. Я лишь желаю, чтобы внешне все выглядело прилично. Нечего всем в доме знать о наших разногласиях.
– Разногласиях? Да вы просто добиваетесь, чтобы я вас возненавидела!
– Я жду вас, сударыня, – произнес он сухо.
Вряд ли от него можно было добиться чего-то иного. На миг у меня мелькнула коварная мысль: отказаться! Пусть делает что хочет, пусть тащит меня силой, пусть всем покажет, до какой низости он может докатиться. Мне-то что – я чужая в этом доме!