Трудно было поверить, но факт: в первую же пятницу, всего через четыре… ну, или через четыре с половиной дня после их первого обеда в «Лакомщике» — тогда с ними обедал еще и Сидз — они сидели в укромном подвальчике за столиком в форме винного бочонка, так что их руки почти соприкасались на маленькой круглой столешнице, и непринужденно болтали. Если прибавить к этому, что муж Пам, Питер, инспектор по надзору за зданиями, охраняемыми государством, часто работал вечерами — или, верней, объяснял вечерней работой свои поздние возвращения домой, — положение складывалось просто идеальное.
А ведь поначалу все шло из рук вон плохо. Его надежда пообедать вдвоем с Пам, чтобы, дескать, расплатиться с ней за одолженный ему ДДТ, вдребезги разбилась о бдительность их общего друга Сидза.
Вообще Грайс не знал, что и подумать про Сидза — с тех пор, как он подслушал во вторник вечером «телефонограмму» Лукаса. Сидз по-прежнему казался весьма общительным, и однажды они чуть ли не полдня с жаром обсуждали, куда сворачивает после Хаммерсмита семьдесят третий автобус. И однако он больше не делал попыток углубить столь приятно начавшееся знакомство: не приглашал Грайса вместе пообедать, не рассказывал про обычаи «Альбиона», чтобы новичку было легче привыкать к новой работе, не обещал раздобыть устаревший альбионский справочник. Грайс, пожалуй, сказал бы, что в его повадках сквозила какая-то странная уклончивость.
Возможно, правда, Лукас передал Сидзу, что Грайс пытался подслушать его личный телефонный разговор. Он много думал об этом. Ему даже хотелось отозвать Сидза в сторонку и рассказать, как все получилось: почему он оказался вечером возле телефона, зачем снял трубку и что услышал. Но это могло поставить их обоих в неловкое положение. Сидзу, похоже, были доверены какие-то служебные тайны, и он, ясное дело, не мог их разглашать. Он скорей всего сказал бы Грайсу: «Смотрите, старина, любопытные уши могут и прищемить».
Впрочем, «телефонограмма» Лукаса вовсе его не ущемляла. Наоборот, начальник Отдела служащих как бы выдал ему справку о хорошем социальном здоровье. «Политикой не интересуется», — объявил он. И уж во всяком случае, левым экстремистом его, слава богу, назвать было никак нельзя.
И все же этот телефонный звонок постоянно беспокоил Грайса. Он придумал ему множество объяснений, но ни одного по-настоящему убедительного. Верней всего, Лукас набрал номер Сидза случайно: он хотел позвонить какому-нибудь высшему администратору — начальнику Отдела безопасности, например (Грайс видел его телефон в справочнике), который просто по долгу службы обязан интересоваться политическим лицом новичка. На некоторых прежних Грайсовых работах тоже, бывало, днем с огнем искали затаившихся «красных». Известно же все-таки, что промышленный саботаж — не бабкины сказки.