Старуха злорадно улыбалась, заглядывая в лицо, словно читала по нему, как по книге. Чтобы не встречаться с ней глазами, Виолетта отвернулась и принялась осматривать знакомую до мелочей комнату. Самая большая и любимая, она служила одновременно и столовой, и гостиной. Когда-то все это было отремонтировано и обставлено по последней моде, с не слишком явным, но тщательно продуманным шиком. Теперь то там, то здесь виднелись первые признаки запустения, пока еще не явные, но уже заметные внимательному взгляду, словно желтые листья в августе, навевающие грустные и совсем не летние мысли о неизбежности дождей и холодов. Обои с неброским классическим рисунком выцвели на открытых местах, с потолка в углу осыпалась известка, на одном из кресел протерся гобелен, а громадная чешская люстра, когда-то предел мечтаний каждого советского человека, растеряла несколько подвесок, да и вообще теперь, когда настал двадцать первый век, смотрелась довольно нелепо. Виолетта вздохнула. Ей мучительно хотелось отремонтировать квартиру, придав ей стильный и современный вид, хотелось поездить по дорогим магазинам, приобрести новую мебель, навороченную технику и всякие безделушки, которых в последнее время продается видимо-невидимо. Еще совсем недавно она могла не отказывать себе ни в чем, покупать все, что понравится. Но тогда выбор был настолько ограничен… А теперь, когда от разнообразия разбегаются глаза, у нее нет денег даже на нормальные сигареты. Проклятая Старуха никак не хотела оставить ее в покое. Посмеивалась, от чего голова ее мелко тряслась, а лицо становилось еще безобразнее.
— Что, несладко тебе приходится? — вкрадчиво поинтересовалась она. — То-то же, не все коту масленица, придет и великий пост!
— Да замолчи ты, и без тебя тошно!
Рука Виолетты дрогнула, искры с сигареты посыпались на юбку и чуть не прожгли дыру в последнем приличном костюме — только этого еще не хватало! К счастью, она вовремя успела их стряхнуть.
— А раньше-то, раньше-то, помнишь? — продолжала измываться Старуха. — Машина, квартира, дача, наряды из «Березки» да из заграницы, фрукты дефицитные прямо с овощебазы. А теперь этот сыр «Виола», твой любимый, что ты вечно по блату доставала, из-под прилавка, во всех магазинах лежит — бери не хочу. А ты не покупаешь, деньги экономишь. На колготки бережешь!
— И берегу. Что мне еще остается? — Виолетта чувствовала, что против воли опять втягивается в этот неприятный разговор, повторявшийся у них чуть ли не каждый день.
— Да уж теперь ничего! — не унималась старая ведьма. — То ли дело, пока Эдя был жив. Сидела ты у брата на шее и в ус не дула, а он, бедняжка, надрывался — и тебя кормил, и дочь твою, и своих две семьи. Вот и заездили вы мальчика, царствие ему небесное.