Оборвыш помнил. Он очень не любил вспоминать ту историю, но помнил всё. Тогда его впервые в жизни избили, и сделал это единственный друг, лучший друг. Бывший… Пузырь дрался жестоко, совсем не по-детски, в глазах его зияла звериная пустота, а мальчишечьи кулачки утяжеляла дремучая ненависть.
— Я не злюсь, — тихо сказал Оборвыш. — И никогда не злился. И никогда не смог бы на тебя злиться.
— Врёшь, наверное, — с сомнением заявил Пузырь. — Не можешь ты не злиться. Я тебя тогда здорово отделал.
Оборвыш врал редко. Положенная ему, как нормальному человеку, доля неправды целиком укладывалась в его небылицах. И сейчас он был искренен: не злость отравляла встречу бывших друзей, а другой губительный яд — безразличие. Просто Пузырь являл собой нынче не более, чем путника, случайно попавшегося на дороге. Обычного самодовольного перекупщика. И ещё — он сделался слишком уж толстым, чтобы можно было легко поверить, будто бы он остался добрым человеком. Что же касается ТОЙ истории, то она оставила Оборвышу лишь одно — желание не вспоминать о ней. Поэтому он не злился. Ничуть не злился.
Получилось так. Мужчины деревни часто рубили в лесу деревья — ради сока, ради корма для скота, ради дров — и однажды пришла беда. Падающий ствол угодил прямо в отца Пузыря, не успел тот отбежать в сторону. Убило его наповал — мгновенно, без мучений. Пузырь и Оборвыш в то время как раз находились неподалёку в лесу и результат трагедии могли наблюдать воочию. Остаток дня Оборвыш просидел на пне, который остался от сваленного дерева-убийцы, и сочинял небылицу. Ему было плохо и страшно, поскольку он впервые так близко столкнулся со смертью хорошо знакомого человека, и небылица у него получалась мрачной, тягостной. А под вечер к этому месту вышел Пузырь. Где он бродил, о чём думал — неизвестно, но вид у него был безумный. Пузырь принёс с собой топор. Увидев Оборвыша, он не удивился, скорее обрадовался, и объявил, что сейчас искрошит этот проклятый пень в мелкую труху, а потом сожжёт останки, и Оборвыш ему поможет свершить святое возмездие. Оборвыш пытался привести его в чувство доводами разума, ведь время было уже позднее, скоро должны были выползти присоски, в лесу оставаться опасно, а если сжигать остатки пня, то огонь наверняка перекинулся бы на соседние деревья, и весь лес тогда запылал бы. «Ну и пусть этот иноверский лес сгорит небесным пламенем!» — закричал Пузырь. Когда же Оборвыш, всерьёз испугавшись, принялся объяснять ему всю глупость придуманной им мести, он вдруг успокоился. Окинул Оборвыша осмысленным взглядом и глухо поинтересовался, что тот здесь делал — сидя на ненавистном пне! Оборвыш немного растерялся и ответил, что выдумывал небылицу. И тогда Пузырь принялся его бить — молча, яростно, дико. А потом, промаявшись неделю, покинул деревню — искать счастье на дорогах. Вероятно, он очень любил отца.