Эх, вздохнул Тихон. Кто лучше поймет российских футболистов, чем бразильские хоккеисты? И не пора ли ему домой?
Но уйти не попрощавшись было как-то невежливо и некрасиво. Попрощаться же сейчас, вклинившись в этот беспрерывный диалог, по большей части наполненный междометиями, не было никакой возможности. Оставался один выход – стоять дальше. До победного конца стоять и наблюдать счастливую сцену воссоединения родственников.
Они пообнимались и поохали еще несколько минут, после чего совесть Аллы Корнеевой пробудилась от летаргического сна и обратила внимание на Тихона.
– Тихон… Андреевич! – выпалила Алла. – То есть Тихон! Спасибо вам! То есть тебе!
– Да не за что, – скромно ответил Тихон, вспоминая сцену в подвале. Не слишком большого труда стоило ему уложить тех двух молодцев. Так что, в самом деле, по большому счету и благодарить-то его было не за что…
Алла Корнеева так не считала.
Вскинула на него свои зеленые огромные, блестящие от счастья глаза и сказала с укором:
– Как это – не за что? Не ты, что ли, Пашку спас?
Тихон в ответ скромно промолчал.
– Аль, а кто это? – вклинился в разговор братец, покосившись на своего спасителя почему-то недоверчиво.
– Это Тихон. Он… Ой, Палыч, ты ведь не знаешь ничего! Со мной тут такая история произошла… Да что же это мы в дверях стоим? Палыч, ты марш в ванную! На тебя смотреть страшно, честное слово! А я пока разогрею чего-нибудь… Ты ведь есть хочешь, наверное?
– Ужасно хочу есть, – подтвердил Палыч.
– А тебе, может, в больницу надо?
– Да не надо! Что вы заладили – в больницу, в больницу! У меня ничего не болит! Меня в этот раз и не били совсем…
– Это хорошо. – Алла Корнеева вдруг погрустнела. – Эх, Палыч… Какой же ты, а? Ну разве можно было?.. Ладно, иди уже! Или ты поспать сначала хочешь?
– Я поесть сначала хочу, – напомнил Палыч.
– Тихон, проходи!
– Да нет, спасибо, – отказался Тихон. – Меня там приятель ждет. В машине.
– Так и приятеля зови, пусть поест! У меня котлеты! Много котлет!
– Нет, спасибо, – смутился Тихон, представив, какие кренделя начнет выделывать Толик, если окажется сейчас здесь. Обзывать его дураком и несчастным придурком, изводить Тихона многозначительными взглядами. Еще, не дай Бог, анекдоты начнет рассказывать – это он может! А уж если его за стол посадить – так на него никаких котлет не хватит! Опустошит весь холодильник, с него станется, а братцу с сестрицей ни крошки не оставит!
И вообще – ни к чему все это, заключил Тихон. И сказал, отчего-то сердито:
– Я пойду, Алла.
В первый раз он назвал ее по имени. И почувствовал себя неловко. И за эту неловкость на себя рассердился еще сильнее.