Предполагалось, что мы отправимся в путь все вместе, как только Аген доложит о готовности; я, честно говоря, с самого начала ожидал, что все пойдет наперекосяк. Алана до сих пор почти не вставала с постели – пребывала в апатии, много спала, а узнав об отъезде, попросту отвернулась к стене. Танталь, кусая губы, заперлась с ней для разъяснительной беседы; я был совершенно уверен, что моя маленькая тайна, в порыве откровенности доверенная жене, станет известна Танталь и резко изменит все планы. Танталь, скорее всего, плюнет мне в ухо и уедет вместе с Аланой и магической булавкой, мне только и останется, что держать ответ перед разъяренным Черно…
Разговор двух названных сестер длился почти час, и после него Алана повеселела, стряхнула сонное оцепенение, без капризов согласилась ехать; Танталь тоже пребывала в хорошем настроении, и, заглядывая ей в лицо, я понял почти с ужасом, что моя юная жена так ничего ей и не открыла.
– Мы ведь вернемся сюда? – спросила Алана полчаса спустя, когда мы вдвоем стояли на стене, провожая за горизонт красное холодное солнце. – Ты ведь не можешь отказаться… ведь он обещал избавить тебя от Приговора. Разве ты можешь отказаться от его помощи?
Я помрачнел.
Не далее как сегодня утром я уединился со своим деревянным календарем и вычеркнул иголкой все эти суматошные прожитые дни; дни, проведенные в поисках Аланы. Дни, проведенные в подвале, в цепях, и множество других, не столь примечательных, но все равно уже прожитых, ушедших, все…
Алана пошатнулась; я испуганно поддержал ее под локоть. Она вышла на воздух впервые за последнюю неделю, немудрено, что у нее кружится голова…
После путешествия в Преддверье «обыкновенный маг» надорвался бы. А пятнадцатилетняя девчонка?!
Взрыв ненависти к Черно заставил меня судорожно сжать зубы. Аланина слабость, Аланина бледность; мне воочию представилась картинка: ухмыляющийся Черно укладывает безвольное тело моей жены, укладывает, будто мостик, через расщелину, преспокойно ступает ей на спину, идет по плечам, по голове…
– Что ты так смотришь? – слабо улыбнулась Алана.
– Он использовал тебя, – сказал я глухо.
Ее передернуло; я испугался снова, быстро обнял ее за плечи:
– Что с тобой?!
– Использовал, – проговорила она через силу. – Мерзкое слово. Они его тоже… говорили… комедианты.
Я прижал Алану к себе. Угрюмо глянул на солнце, уже навалившееся на горизонт своим красным недобрым брюхом. Так злобно взглянул, как будто это солнце было во всем виновато.
– Алана… Больше тебя никто не тронет. Никогда в жизни. Я клянусь…
Налетел холодный ветер, заставил меня подавиться клятвой и мучительно закашляться.