У кухонной плиты Алиса капала корвалол в стакан с морковным соком. Последняя капля нехотя выкатилась из жерла аптечного пузырька когда Алисе вдруг вспомнилось: она не позвонила Олегу. А ведь мальчишка, поди, места себе не находит!
На часах было начало третьего. Улицы притихли. И даже фонари как будто потускнели.
Алиса подошла к телефону, сняла трубку, но набрать номер не решилась. Все-таки у юноши родители. И родственник-инвалид. Все – в однокомнатной квартире. А тут еще звонки… «Позвоню-ка утром», – рассудила наша благоразумная Алиса.
Легко, бесшумно, насколько вообще могут быть бесшумными трамваи, пролетел в депо последний из могикан. Привычно громыхнул на развилке. Этот далекий звук был хорошо знаком Алисе, знатной полуночнице.
Дом, где жил Олег, стоял как раз напротив разъезда. Сквозь липкий сон юноши прокатился рвущий звон реборды. Олег вынырнул из дремы, матюгнулся, повернулся лицом к стене и снова засопел. Между тем, быстро распрощавшись с Анжелой, он славно провел вечер – вначале гасал по Лос-Анджелесу на гоночной машине, проворно орудуя джойстиком. Когда надоело – воевал вурдалаков в германских чащобах. Потом решил заценить, что по телеку – на МTV была передача про «Аэросмит», на другом канале – повтор матча Греция-Норвегия, попал как раз на послематчевые пенальти. Заполночь он отправился на кухню – на сковороде прели оставленные матерью с ужина кругляшки жареного кабачка. Он съел все.
Потом, двадцать восемь лет спустя, Олегу придется расплатиться за свою подлость. В войске Чингисхана, уверял меня книгочей-Иерофант, самой жестокой была казнь «за обман доверившегося тебе». Отшельник, Повешенный и Смерть клянутся, что и наша кара будет суровой, хотя, конечно, не такой, как в войске Чингисхана. Обещают поставить тему на контроль. Когда я сосчитал, сколько дней в двадцати восьми годах, из моей груди вырвался разочарованный вздох. Я – поклонник быстрых воздаяний. И в любви, и вообще. Ведь, бедствуя через долгие двадцать восемь лет, Олег, тогда уже какой-нибудь Олег Игоревич, с плешью на затылке, гнилым дыханием и язвой желудка, едва ли вспомнит о Тате, нескладной большеротой девочке из соседнего двора. А значит его страдания едва ли можно будет назвать расплатой, карой за обман. Впрочем, Отшельник считает – можно. Он старший среди нас и я ему верю.
Что же до Таты, с ней все устроится хорошо. Еще три с половиной года она будет отставать от развитых сверстниц в бойкости, цепкости и общественной вменяемости, производя на учителей и соседей неверное впечатление аутичной особы, застрявшей в золотом детстве, как Винни-Пух в кроличьей норе. Но вот ей стукнет пятнадцать и все переменится – она вытянется и повзрослеет за одно-единственное лето. В университет она поступит без особого труда, мимоходом доведя до развода репетитора по физике. Но в университете Тата не задержится. Вот мы видим Тамару в белом халате медички. Она жадно поедает расстегай в студенческом кафе напротив медицинского. За соседним столиком аккуратно расчленяет чебурек кареглазый король жезлов, интерн института Неотложной хирургии. Он жадно глядит на Тату, но одолеть робость не силах. Тата же как будто не замечает его, она листает затрепанный конспект по цитологии. Лишь через два года король жезлов станет ее первым мужем. Однажды, застрявши в лифте, Тата поведает ему о своем подземном путешествии в трубку мобильного телефона. В ответ тот расскажет ей, как в бытность свою медбратом в дагестанском полевом госпитале, он обнаружил тикающую бомбу прямо под хирургическим столом, а на столе как назло операция…