Но тут посол вдруг замолчал. Ты настороженно открыл глаза. Посол, еще немного помолчав, тихо сказал:
– И вот что еще. И это, может, самое важное. Мой повелитель ярлиярл Цемиссий просит принять от него робкий поцелуй как знак того… Как знак…
Но тут он еще раз запнулся. Но больше исправляться не стал. Он вообще перестал говорить, как будто бы уже все сказал. И при этом он еще смотрел тебе прямо в глаза. И не моргал – как змея. Ты ничего не понял и спросил:
– Как это «передать»? Да где это видано, чтобы поцелуй передавали?!
– А это вот так, – торопливо и даже как будто бы дерзко ответил посол. – Это наш древний обычай. И что в нем такого удивительного? Ведь же можно передавать поклон, а можно и здравицу, и это никого не удивляет. Значит, можно… передать и поцелуй! – и тут этот посол вдруг опустился перед тобой, теперь уже сидящим, на колени, и потянулся к тебе, и попросил:
– Позвольте… вашу руку!
О! Ты тогда нахмурился, задумался… а после все-таки позволил – и подал ему руку. Посол, низко склонившись к ней, опять заговорил:
– Мой ярлиярл так наказывал мне на прощание: «Когда твои уста, о мой раб Полиевкт, коснутся длани великого регента, то помни, что это не твои – это мои уста его лобзают; так и скажи ему об этом!». Вот я и говорю. Вот я…
И он припал к твоей руке. Нет, он просто впился, как пиявка! А взгляд у него его был…
Да, вспомнил теперь Хальдер, это верно: точно также на тебя смотрел его хозяин, ярлиярл, когда он пришел к тебе в шатер. И было это прошлой осенью.
Но, правда, сначала к нему пришел ты. И не один! И не сразу. Потому что ты сперва три года тщательно готовился к этому великому походу и засылал туда лазутчиков. Они возвращались и ты их выслушивал, и засылал обратно. А потом опять выслушивал. А прошлым летом ты собрал семь раз по сорок кораблей, уже в который раз покинул эту давно уже родную для тебя страну – и в первый раз пошел на Руммалию! Шел – и сжигал все подряд, шел – и сжигал. Это ты делал для того, чтобы они знали, что намерения твои очень серьёзны. И подошел к их столице, выступил на берег, расположился станом, обложил. И призадумался…
И это было совсем неудивительно! Потому что какие высокие ты увидел там стены! А какие глубокие рвы! Конечно же, лазутчики тебя обо всем этом предупреждали, но ты не мог им поверить, ты думал, что быть того не может, что такого нигде не бывает! А что теперь – то есть тогда, год назад, в Руммалии – что было тебе делать?! Да ничего другого, потому что ты на то и воин, чтобы воевать. И раз, и второй раз ты водил своих воинов на приступ, и их было много убито, и, может, еще больше было убито руммалийцев. А что было за эти два приступа взято? Две крайних башни за первый. А за второй – одна плотина…