— Ну раз я уж сюда приехал, — пробормотал Дронго, поворачивая в дом.
— Ваш гонорар мы обговорим заранее, — сказал Осипов.
— Это самое важное, что меня волнует, — отмахнулся Дронго. — Идемте быстрее. Дождь пошел.
Берлин.
30 октября 1999 года
Воронин приехал на встречу в мрачном настроении. Он понимал, что у немцев есть все основания для недовольства. Два покушения подряд, это больше чем случайность. Однако он получил твердую установку из Москвы отрицать любые факты, связанные с покушением на жизнь Барлаха или Нигбура.
На этот раз они встретились с Херманом почти в самом центре, недалеко от бывшего отеля «Штадт Берлин», когда-то служившего образцом архитектуры бывшего Восточного Берлина. Вытянутое на сто двадцать четыре метра, это здание более органично смотрелось бы в центре Манхэттена, чем в центре Берлина, где были отреставрированы здания, составляющие историческую ценность столицы. Чем-то этот отель напоминал гостиницу «Интурист» на Тверской: он смотрелся так же нелепо рядом с исторически-монументальными зданиями, окружавшими отель. Обычно по субботам в центре города было меньше людей, чем в будние дни. Хотя среди недели немцы предпочитали праздному времяпровождению конкретные дела.
— Вы просили о встрече, — сказал Херман после приветствия.
— Да, — кивнул Воронин, — мы проверили вашу информацию, герр Херман.
— И как обычно будете все отрицать? — несколько насмешливо спросил Херман. Он провел несколько лет в Бельгии и научился быть более раскованным, чем его коллеги. Сказывался галльский дух Южной Бельгии.
— Будем, — кивнул Воронин, стараясь не замечать сарказма. — Однако мое руководство решило проверить изложенные вами факты.
— Долго будете проверять?
— Несколько дней. Мы абсолютно точно знаем, что наши сотрудники не имеют отношения ни к взрыву в Нойенхагене, ни к автокатастрофе в Гамбурге. Мы, конечно, проверим изложенные вами претензии, но на этот раз вы ошиблись. Наша служба не имеет никакого отношения к этим инцидентам.
— Вы понимаете, что мы проведем собственное расследование. И если выяснится, что вы причастны к смерти Нигбура, мы сделаем официальное заявление.
— Конечно. Не в наших интересах портить отношения с Германией. Я надеюсь, в это вы можете поверить.
— Не знаю, — ответил Херман. — Мы будем проверять все известные нам факты. К счастью, Барлах остался жив, и нам будет легче установить, кто и почему решил таким образом избавиться от бывшего осведомителя «Штази».
— Это ваше право, — равнодушно ответил Воронин.
— До свидания. — Они не подали друг другу руки. Очевидно, Херман рассчитывал на более серьезное понимание своих проблем. Возвращаясь в посольство, Воронин подумал, что за ним могут следить. Поэтому он шел неторопливо, заглядывая по пути в магазины, стараясь ничем не выдать своего волнения. И лишь вернувшись в посольство, он составил рапорт, в котором указывал на возможные осложнения в случае любых проявлений активности советской резидентуры СВР в Германии.