— А мы думаем, наоборот. Если бы речь шла об обычном расследовании, они бы прислали одного или двух своих сотрудников. Но раз они решили задействовать такого эксперта, как вы, значит, случилось нечто чрезвычайное. Ваша репутация обязывает.
— Не знал, что моя репутация так сильно подмочена, — заметил Дронго, — иначе вы бы не стали увозить меня с места происшествия.
— Это в ваших интересах. Убийца должен знать, что мы вас увезли, и не будет искать вас в городе.
— Вы знаете, кто это был?
— Нет. Но мы полагаем, что это был кто-то из бывших коллег Бутцмана. Очевидно, речь идет об исключительно важной операции, если присылают такого известного в Израиле человека, как вы. И если через столько лет после ухода в отставку Бутцман еще представляет такую опасность.
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Дронго.
— А у меня нет ответа на ваш вопрос. И не может быть, пока вы не объясните мне истинные причины вашего появления в Израиле.
— Опять с самого начала. Как вас зовут? Надеюсь, это не секретная информация? С недавнего времени в ваших газетах наконец стали сообщать фамилии руководителей спецслужб.
— Не секретная. Меня зовут Менахем. Можете меня так называть.
— Фамилию свою вы, конечно, не помните. — Дронго отвернулся: — Как мне вы все надоели.
— Когда мы приедем, вы сможете поговорить со своим старым знакомым, — заметил Менахем, обращаясь к Дронго.
— С каким еще старым знакомым?
— С Песахом Гурвичем. Кажется, вы с ним знакомы?
— Раньше его звали Павлом. Конечно, знаком. Можно подумать, что вы об этом не знали. Зачем нужна была эта таинственность? Могли бы просто пригласить меня поехать на встречу со старым знакомым.
Менахем молчал. Очевидно, он уже сказал все, что должен был сказать. И задал вопросы, которые его интересовали. Примерно через двадцать минут они затормозили у небольшого двухэтажного дома. Менахем вышел из машины и жестом пригласил Дронго за собой. Они вошли в дом, который со стороны казался двухэтажным. На самом деле под ним было еще несколько этажей. Они спустились вниз, прошли несколько комнат и наконец Дронго увидел Гурвича.
— Здравствуй. — Они обнялись, и Дронго с удивлением обнаружил, как располнел его друг за время последней их встречи.
— Ты похудел, — сказал Гурвич, глядя на Дронго.
— А ты решил побить рекорды тяжеловесов? — пошутил Дронго. — Почему ты так поправился?
— Нужно было, — отмахнулся Гурвич, — в целях конспирации. Теперь сижу только на воде. Поправиться в тысячу раз легче, чем похудеть. Садись, — показал он на диван.
Менахем сел в углу, достал со стола какую-то тетрадь и стал читать записи. Разговор между Павлом Гурвичем и Дронго шел на русском, как еще двадцать пять лет назад, когда они учились вместе в одной бакинской школе.