На самом верху блистающего великолепием холма находилась центральная плита.
— А вот это — Шан-ди, рай. Центр Вселенной. Ты не хотел бы, Роуг, навестить рай в плотском обличий? Душа твоя — она и так попадет туда завтра.
Они взошли на Центр Вселенной — и тут же Шан-ди стремительно двинулся вниз. Это было настолько неожиданно, что Уинтер покачнулся, и Янгу пришлось его поддержать.
— Ты и твой насквозь прозрачный троянский конь! — засмеялся манчжурский князь — упоминание троянского коня неизменно вызывало у него приступ веселья. — Ну можно же быть таким идиотом, вообразить себе, что какое-то мелкое жульничество приведет: тебя на это место?
— Что это за место?
— Официальный вход шахты, где добывают мета.
— Вот же хрен я в такую дурь поверю.
— Увидишь — поверишь.
— И что, для всех? Для рабочих? Для охраны? Что, все они так и шляются туда-сюда через Алтарь Небес?
— Нет, конечно нет. Только Ви-Ай-Пи.[61] Цзянь-чан-ди, шахтеры, проходят через боковые стволы шахты, которые разбросаны по всему куполу. Теперь можно и сказать тебе — ведь ты умудрился устроить весь свой шум и беспорядок в какой-то полусотне футов от одного из этих входов.
— Да? А где он?
— Внутри Рая Плотских Наслаждений.
Центр Вселенной летел мимо загадочных дверей, непонятных люков и остановился в конце концов посреди огромного, гулкого, как вокзал, помещения. Формой помещение напоминало колесо, осью которого был лифт. По ободу располагалось двенадцать арочных проемов с массивными дверями, у каждой — по часовому. Взглянув на Янга, солдаты вытянулись по стойке смирно.
— Цин-бянь — вольно. Снова красный шарф, — добавил он, повернувшись к Уинтеру. — Вызывает полное благоговение — ведь носить такую штуку может только член императорской семьи. Пошли.
— Куда?
— Ты же не прочь посмотреть нашу мета-шахту, верно? Ну так пошли, посмотрим. Не хочется, дорогуша, чтобы, вставая под петлю, ты мучился еще и вопросом, оставшимся без ответа. Это было бы негуманно.
И Да-мо Юн-гун, князь Манчжурии, распахнул тяжелую, обитую железом дверь.
Уинтер невольно вскрикнул. (Парадокс нашего времени — устремляясь в глубины пространства, мы все более и более стесняем свою личную жизнь. Дух наш вожделеет огромности, но — именно «но» — но не необозримого внешнего пространства, а огромного внутреннего. Душа жаждет покорить жизненное пространство — lebensraum — огромных масштабов, именно поэтому так ошеломляют нас гигантские интерьеры.) А Уинтер был именно ошеломлен, несмотря на смертельную опасность своего положения. Он находился в хрустальном… нет, в ледяном соборе. Свет, проникающий сквозь распахнутую дверь, терялся в высоте готического свода, с которого сосульками свисали стрельчатые сталактиты. Свод опирался на десятки ледяных колонн, покоящихся на черном базальтовом основании, и всю эту мерзлую неоглядность заполняли недвижные облака тумана.