— В ступе тут ездить, а не на «Волге»…
Он заглушил двигатель. Дождь барабанил по крыше.
— Сколько до Шалеева?
— Километра четыре будет, — ответил Витюша. — Тут в ложок спуститься, да вдоль поля, да потом через лес… Чудный лес у них там в Шалееве! А грибов! А ягод! И малина тебе, и земляника! Прошлый год мы с зятем одних белых ведра четыре набрали! — Встретил пронзительный взгляд Александры Васильевны, и заторопился, чуя недоброе: — Да не дойти по такой дороге, не дойти! И трактора у них, глядишь, нету, протаскаешься попусту!
— Почему это трактора нету? — ласково спросила Твердунина. — Куда же это они все подевались? Да Глинозубову скажи: мол, Александра Васильевна сидит в канаве, ждет, когда он явиться соизволит!.. Что значит — не дойти?
— Ладно, ладно, — буркнул Витюша, страдальчески морщась. — Где-то там сапоги в багажнике были…
Он открыл дверцу, начал было, по-черепашьи вобрав голову в плечи, вылезать из машины, как вдруг сунулся назад и замер, внимательно прислушиваясь.
— Трактор! Ей-ей, едет кто-то! — сказал он, счастливо улыбаясь и давя на клаксон, отчего над мокрой дорогой покатились прерывистые трубные звуки.
— Не тарабань! — сморщилась Твердунина.
Скоро из-за опушки леса показался трактор, а потом и прицепленная к нему молочная бочка. В кабине сидели двое.
— Кажись, Глинозубов, — сказал Витюша. — Молочко везут!
Трактор подползал, упрямо меся гусеницами глубокую грязь.
Александра Васильевна раскрыла свою дверцу и замахала рукой:
— Иди, иди сюда, герой!
Трактор остановился, и Глинозубов спрыгнул на землю.
— Ты же гравию обещал насыпать! — закричала Твердунина. — Твою мать! Где гравий?! Четыре года об этом говорим! Четыре года!
Председатель «Зари гумунизма» был без шапки; волосы, прилизанные дождем на затылке, кудрявились по бокам.
— Гравию! — воскликнул он, наклоняясь и недоверчиво ее разглядывая. — А экскаватор? Я лопатой, что ли, сыпать буду?
Александра Васильевна с отвращением почуяла ядовитый запах перегара.
— Какой экскаватор?! — Твердунина в ярости сделала попытку выбраться наружу, но вовремя остановилась, замарав только самые носы ботинок. Твой-то экскаватор где?
— Эва! — Глинозубов презрительно усмехнулся, словно разговаривал с несмышленым ребенком. — Мой-то экскаватор еще весной в силосную яму завалился…
Александра Васильевна онемела. Приняв ее молчание за естественную паузу, Глинозубов ухмыльнулся.
— А я гляжу — никак ваша «Волга»! Ну, думаю, приехали… Генке толкую: гляди, никак Твердунина сидит! А он: нет, у Твердуниной серенькая. Какая серенькая?! Самая что ни на есть белая! Я ему и говорю: ну, говорю, если это Твердунина, ждать мне седьмого выговора! А он…