– В чем дело?! – Агранцев отшатнулся. От резкого движения затрепетали язычки пламени в чашках светильников.
Сцена была самая фантастическая. Душный подвал, мрачный, с красным отливом, масляный свет мажет стены. Человеческие фигурки замерли, будто в детской игре: ледащие хозяева скорчились у сломанной лестницы, чуть поодаль застыла Анна Николаевна (даже в этаком сумраке видно, как она побледнела). А в центре, отбрасывая гигантскую тень, укрепился воскресший ротмистр.
Ну просто «Фауст» какой-то, подумал Дохтуров. Посмотрел Агранцеву в глаза.
– Вы что, совсем ничего не помните? – Вопрос был задан тоном самым обыкновенным, однако далось это Павлу Романовичу с немалым трудом. В душе словно вихрь пронесся. Внезапно с абсолютной отчетливостью он понял: свершилось. Мечты, поиски и колоссальнейший труд – все было не напрасно. Он выиграл! Нашел-таки сокровенный парацельсовский лауданум. Правда, пока непонятно, как выглядит это средство и в чем заключается. Это предстояло выяснить, и как можно скорее.
– А что я должен помнить? – Агранцев огляделся. Должно быть, что-то почувствовал, потому что добавил уже мягче: – Объясните, доктор, по-человечески, что же здесь происходит.
* * *
Объяснять пришлось долго.
Но сперва Павел Романович проделал самое необходимое: тщательнейшим образом осмотрел недавнего умирающего. Результат получился такой: на животе грубый шрам, а также повышенная и болезненная чувствительность в правом нижнем сегменте. Перкуторные звуки брюшины также изменены. Дыхание и пульс учащенные. Однако все это ни вместе, ни по отдельности не могло угрожать здоровью штаб-ротмистра.
О чем Павел Романович тому и сообщил. Получилось сухо и как-то неубедительно.
Анна Николаевна смотрела во все глаза – она-то все поняла преотлично. Но стояла молча. Видно, не знала, что следует говорить в такой феноменальной ситуации. И нужно ли вообще рот раскрывать. Взгляд барышни сделался влажным, мечтательным.
Что ж, подумал с грустью Дохтуров, это неудивительно – воскрес предмет обожания. Перст судьбы. Такого ни одно женское сердце не выдержит.
В общем, как говорят в народе, хороша Маша, да не наша.
И еще Павел Романович подумал, что во всяком триумфе есть своя доля горечи.
После экстраординарного медицинского освидетельствования повисла короткая и неловкая пауза. И в этом молчании Дохтуров отчего-то почувствовал себя балаганным факиром.
Нарушила паузу барышня:
– Господа, здесь невыносимо душно. Сделайте что-нибудь…
В этот момент в проеме наверху показалась голова Клавдия Симеоновича:
– Не надоело секретничать? – развязно спросил титулярный советник. – Мне лично ждать вас прискучило. Я…