Мое внимание привлекла твердая сумка, которая была заметно тяжелее других. Я заглянул внутрь и увидел… Слизь какая-то, только не противная и не мерзкая, а вполне аппетитная, не иначе, нормальную еду случайно выбросили. Я осторожно просунул голову в сумку и вдохнул аромат божественной еды. Пахнет ни на что не похоже, но вкусно. Попробовать, что ли… попробовал. Вкусно.
Больше ничего интересного в божьем мусоре не обнаружилось.
* * *
У калитки меня ждала Белянка. Я вежливо поприветствовал ее, но она не ответила, она просто посмотрела на меня осуждающим взглядом и спросила:
— Что, Умник, доигрался?
И расплакалась.
Я не знал, что говорить и делать. Я попытался прижаться к ней, но она решительно отстранилась.
— Оставь меня, — сказала она сквозь слезы. — Зачем ты это сделал? Знаешь, как папа ругается?
— Он сам виноват, — заявил я. — Я его за язык не тянул.
— А что ему было делать? — завопила Белянка. — Он же староста, ему за порядком следить положено!
— Из него староста, как… Извини, Белянка, не хотел обидеть. Но он действительно был не прав! Он все время цепляется за старый порядок, но старого порядка больше нет. Все законы диктуют боги, все, что было раньше правильно, а что неправильно, теперь не имеет никакого значения.
— Это для тебя ничто не имеет значения! Тебе на всех наплевать — на людей, на меня, вообще на всех, кроме себя! Тебе никто не нужен!
— Ты не права, — мягко сказал я. — Ты мне нужна.
— Тебе не я нужна! Тебе женщина нужна! Просто женщина. Если бы не закон, ты бы…
— Я люблю тебя, — сказал я и нежно поцеловал ее в заплаканную щеку
Белянка расплакалась еще сильнее.
В этот момент я заметил, что мы все еще стоим у распахнутой калитки, являя собой прекрасное зрелище для прохожих зевак. Никого из них в поле зрения пока не наблюдалось, но я не сомневался, что это явление временное. Незачем устраивать представление для окружающих.
Я отстранился от возлюбленной, подхватил сумку и вошел в калитку.
— Заходи, — сказал я. — Гостем будешь.
Белянка вошла. Я закрыл калитку.
— Что у тебя в сумке? — спросила Белянка. — Что-то ценное в помойке выкопал?
— Не знаю, — сказал я. — Может быть, ценное, а может, и нет. По-моему, это пища, которую едят боги.
На лице Белянки появилась заинтересованность. Она вытерла слезы, высморкалась и раздраженно заявила:
— Не пища, а объедки. Нормальную еду в помойку не выбрасывают.
— Объедки там тоже были, — сказал я. — Они совсем другие, они плохо пахнут, как коза, которую вовремя не съели.
Белянка брезгливо поморщилась. Наверное, слишком отчетливо представила себе этот запах.