На сексе по телефону Серега Астахов заторчал еще в Моздоке лет за десять до нынешней чеченской войны, когда моздокский аэродром был совершенно закрытым объектом, а о существовании такого рода абонентских услуг не ведали и в столицах. Между тем в Моздоке середины восьмидесятых секс по телефону был делом обыкновенным, и не только в оральном смысле, когда в трубку орут всякие матерные слова без разбору, но и в прямом. Сам городишко являл при этом заурядную южнорусскую глухомань, пыльную или грязную, смотря по сезону, с забытым бюстиком Пушкина в чахлом сквере и монументальными заборами, поверх которых гордо реял двухметровый подсолнух, а еще выше ревели на всю Поднебесную древние туполевские бомбовозы, исправно летавшие на охрану то ли Северного морского пути, то ли Великого шелкового. Красота моздокских девиц на этом неброском фоне была колоссальным, погибельным фактором местного быта, таким же универсальным, как свинство провинциальной жизни вообще, причем оба эти явления не только уравновешивали друг друга, но и сложным порядком перетекали одно в другое. В городе уживались и смешивались, производя разнообразнейшее буйство бровей и красок, такие непростые народности, как летчики, кубанцы, армяне, осетины, чеченцы, корейцы и так далее, вплоть до цыган и кирзы, местной похмельной популяции, обретавшейся в поселке за кирпичным заводом; кирза была основным гарнизонным поставщиком самогона и прапорщиков, а девицы в поселке жухли годам к шестнадцати, словно съедаемые мертвой кирпичной пылью.
Город укоренился на левом, казачьем берегу Терека; за рекой летом бугрились бесконечные холмистые гребни предгорья, а осенью, после дождей, как гром среди ясного неба вырисовывались неописуемой красоты горы – и до следующего лета, до суховея то белели в морозной голубизне, словно выгравированные алмазом, то розовели в лучах медитативных степных закатов. Севернее Моздока, за узким бетонированным ложем Терско-Кумского канала, до самого Саратова лежала степь – в ее безбрежных просторах как-то терялись, скрадывались капониры самолетных стоянок, складов ГСМ и прочих объектов стратегического назначения, которые Серега со товарищи не очень тщательно охраняли. Служба была скучной, однообразной, через день на ремень, казарма да пяток разбросанных по степи караульных домиков – вот и весь круговорот жизни; ко второму году караул не то чтобы уставал, но непроизвольно переключался на охрану собственного покоя. В город, населенный воинственными племенами, солдат не выпускали, разве что строем и на парад, так что вживую женщин охрана видела два раза в год по большим государственным праздникам. Правда, были еще официантки из летной столовой и телефонистки, но первые с солдатами не якшались, предпочитая летный состав, а вторые разговаривали охотно, хоть ночь напролет, но оставались вне поля видимости: коммутатор располагался при штабе, куда запросто не заскочишь, а на службу и в ДОС барышень доставляли автобусом.
