— Назад! — крикнул Ермаков. Но робот не вернулся. Бежать за ним было бессмысленно: не угонишься. Несколько раз он показался между деревьями по ту сторону озера, затем на горном склоне. Черный, он катился рядом с желтым шаром, словно хотел обогнать его. Потом они окончательно исчезли в горах.
Тут на горной тропе застучали камни и послышались торопливые шаги: к ним сверху, от замка, быстро шел председатель Колонтаев.
— Где твой… шедевр? — крикнул он еще издали. — Показывай, что он может.
— А его нет.
— Как это нет?
— Убежал. За шаром погнался.
— Зачем же ты его отпустил?
— Ему еще учиться надо.
— Кому учиться? Роботу? Не смеши!
— Надо учиться, — упрямо повторил Ермаков.
— Да чему учиться? Воду качать? В огороде копаться? Обнорский сам скажет ему, что делать.
— Обнорский? Пусть сам за собой убирает. Колонтаев побледнел в гневе, но сдержался, не стал кричать и ругаться. — Ладно, потом разберемся.
Но теперь не сдержался Ермаков.
— Роботовладение тебе не напоминает рабовладение? — сказал он запальчиво.
— Не злоупотребляй каламбурами.
— Это не каламбур, а печальная истина. Роботовладельческая психология не слишком отличается от рабовладельческой. А мы, соглашаясь, что одна позорна, даже преступна, по существу, утверждаем другую.
— Робот не человек.
— Не о роботах речь… О роботовладельцах. Они-то люди. Их разлагает эта психология, порождающая паразитизм. Роботы создавались для освобождения человека от чрезмерно тяжелого, монотонного, изнурительного труда, а не от всякого. Не от всякого!.. Вы тут создали не Город высокой эстетики, а город бездельников, не умеющих трудиться и презирающих труд…
Ермаков и еще бы говорил на эту тему, да Колоитаев как-то странно вдруг посмотрел на него и, повернувшись, пошел, почти побежал по тропе к замку.
Оглянулся, крикнул издали:
— Ты сумасшедший! Тебя надо изолировать, пока чего-нибудь не натворил!..
— Это они сумасшедшие, — сказал Ермаков Лене, обалдело смотревшему на него. — Жизнь, какой они живут, ведет не к развитию человека, а к деградации. Но беды научат. У кого трудовая наследственность — вспомнят, выживут. Человек должен уметь все или хотя бы многое. И ценить, любить это свое умение…
На душе было тошно. Не от жалости к несомненно обреченному Городу эстетов. Ему вдруг подумалось: вирус паразитизма привезен с Земли. Значит, он гнездится и там? Трудно поверить, что человечество не справится с болезнью. Теперь он знал о ней и не мог успокоиться. Вот какую весть пошлет он на Землю. Если, конечно, удастся наладить связь. В этот день Ермакову не работалось. Ходил по берегу речки в сопровождении молчаливого Лени и все думал, что теперь делать. Обнорский и другие хотели доказать, что для творчества необходимы особые, исключительные условия, даже отшельничество. Но еще неизвестно, как будут приняты творения эстетов: не сиюминутные восторги, а время выносит окончательные оценки. Пока же эксперимент ведет к неожиданному для них результату. Хотя можно было предвидеть. В глубокой древности похожий эксперимент поставила сама история. Рабовладение привело к извращению подлинных человеческих ценностей, к распаду общестба. Но трудовая наследственность сказала свое слово, создав в конце концов общественную формацию, где высшая ценность человека — умение трудиться — стала высшей ценностью общества…