Старик Хоттабыч на телеэкране включал и выключал настольную лампу, восторгаясь неизвестным ему чудом, а глупая мыслишка не отпускала Алика, точила помаленьку. Творческая натура, он развивал сюжет, чьё начало покоилось на дне реки, а конец пропадал в олимпийских высях. Придумывалось легко, и приятно было придумывать, низать в уме событие на событие, но творческому процессу помешал телефон.
Звонил Фокин, лучший друг.
— Чего делаешь? — спросил он дипломатично.
— Смотрю телевизор, — полуправдой ответил Алик.
— Ты не обиделся?
Вот зачем он позвонил, понятненько…
— На что?
— На Бима.
— Он прав.
— Отчасти — да.
— Да какое там «отчасти» — на все сто. В спорте я — бездарь. Бим ещё гуманен: освободил от физо и оценкой пожаловал. А мог бы и не.
— Слушай, может, я с тобой потренируюсь, а?
Ах, Фокин, добрая душа, хороший человек.
— Ты что, Сашка, с ума сошёл? На кой мне твоя благотворительность? Я на коне, если завуч не заставит Бима переменить решение.
— Завуч не дурак.
— Толковое наблюдение.
Завуч и вправду дураком не был, к тому же он вёл в старших классах литературу, и Алик ходил у него в фаворитах.
— Вечером погуляем? — Фокин счёл свою гуманистическую миссию законченной и перешёл к конкретным делам.
— Не исключено. Созвонимся часиков в семь.
Хоп. Положил трубку на рычаг, откинулся в кресле. Что-то странное с ним творилось, странное и страшноватое. Уже не до понравившегося сюжета было: в голове звенело, и тяжёлой она казалась, а руки-ноги будто и не шевелились. Попробовал Алик встать с кресла — не получилось, не смог. «Заболел, кажется», — подумал он. Закрыл глаза, расслабился, посидел так секундочку — вроде полегче стало. Смог подняться, добрести до кровати.
«Ах ты, чёрт, вот незадача… Маме позвонить надо бы… Ну, да ладно, не умру до вечера…»
Не раздеваясь, лёг, накрылся пледом и, уже проваливаясь в тяжёлое забытьё, успел счастливо подумать: а ведь в школу-то завтра идти не придётся, а до полного выздоровления сегодняшний позор забудется, что-нибудь новое появится в школьной жизни — поактуальнее…
Он не слышал, как пришла с работы мама, как она бегала к соседке этажом выше — врачу из районной поликлиники. Даже не почувствовал, как та выслушала его холодным фонендоскопом, померила температуру.
— Тридцать восемь и шесть, — сказала она матери. — Типичная простуда. Аспирин — три раза в день, этазол — четыре раза, и питьё, питьё, питьё… Одно странновато: температура не смертельная, а парень даже не аукнется. Спит, как Илья Муромец на печи.
— Может, устал? — предположила мама, далёкая от медицины.