А Клава Кособродова, надо полагать, этого не знала. Оттого и обрушивались на нее всяческие неприятности, начиная с потери собственного письма, в котором она просила свою мамашу сходить к какой-то там Дворецкой и разузнать про письмо ее мужа из госпиталя, и кончая…
Что? О чем просила?..
Катерина зажмурилась. Только сейчас, только в эту минуту до нее дошло, что Дворецкая, которая получила загадочное письмо от загадочного мужа, та самая неведомая Дворецкая, к которой так и не дошла мамаша Клавы Кособродовой, – это ее бабушка Ася Николаевна! А муж, диктовавший письмо в госпитале, – ее дед Василий Дворецкий. А письмо, которое она сейчас держит в руках, – то самое письмо, из-за которого Клава Кособродова считала всю свою жизнь напрасно пропавшей!..
«Спешу сообщить, что жив и здоров, насколько позволяет моя рана. Были минуты, когда думал, что вовсе каюк мне пришел, однако же оклемался, избежал гангрены. Поначалу боялся, что руку отнимут, но доктор сказал, вроде бы обойдется дело. Не иначе, твоими молитвами и горючими слезами, дорогая Асенька…»
Нет, это все не то. И дальше не то, не то… Ага, вот!
«Разве не чудо, что на соседней со мной больничной койке оказался – кто бы ты думала? Ни за что не угадаешь. А вспомни нашего соседа со старого двора, ну, того самого, у которого дед себе домовину при жизни выстругал. Вспомнила? Имени его называть не стану, сама понимаешь. Но вот открываю однажды глаза и вижу на соседней койке его небритую рожу.
Много он чего понарассказывал про себя, я мало чему верил, но поскольку здешний особист разговаривал с ним по-человечески, значит, не так уж он и врал. Выходит, и правда искупил свою вину кровью и, если бы выжил, вернулся бы в строй уже как человек. Только, беда, сосед позавчера помер. Не знаю, как там обстановка, в мирной жизни, но ты, Асенька, если сможешь, сходи к Анне Ивановне и покажи это письмо. Небось через военкомат известят ее, а ну как нет? Сосед же наш не просто так на фронт попал, сама понимаешь. Он же, помирая, все просил, чтоб я непременно известил о его кончине Анну Ивановну. А ей велел, чтоб достала из-под порога какой-то черный гроб (дескать, сестренка его Тоня знает, где он лежит), а открыть его позвала бы деда из Вышних Осьмаков. Конечно, сосед при этих словах уже заговаривался предсмертно, потому что дедушка его давным-давно помер, еще небось в ту пору, как сгинул из дому неведомо куда, да и разве может под порогом находиться гроб?! Однако я перечить не стал и обещал, что все передам досконально. Ты, Асенька, не поленись, сходи к Анне Ивановне, буде она еще жива, а то, может, не перенесла того горя, какое сын ей принес. Но он клялся, умирая, что ни в чем не виновен и оговорили его злые люди. Всякое бывает, я тебе так скажу. Сходи же к соседке и не забудь про Вышние Осьмаки…»