– Молчи!
– Я продавал тарелки на лекарство матери. – Теперь Макар опустил голову и запрятал глаза. – Они были дорогие, из серебра.
Нара помолчала, обдумывая услышанное, и поинтересовалась:
– А мне Нефила говорила, что для мамы не было лекарства. Не изобрели еще. А ты его где-то доставал? А она умерла, когда тарелки кончились?
– Тарелки еще не кончились? – вдруг спросила Тили как-то вечером, когда мы с ней сидели на террасе и уже по-вечернему сырел воздух, становилось прохладно, но так не хотелось уходить из притихшего грустного августа.
– Тарелки? – Я поправила плед, которым она была укрыта в кресле-качалке. – Не знаю… Хотя – да, я недавно заметила, что Агелена моет тарелку, чтобы положить еду Наре, а раньше можно было мыть посуду раз в день – вечером.
– Когда кончится мое серебро, я умру, – просто заметила Тили.
– При чем здесь серебро?
– Оно уходит из дома, после последней тарелки уйду и я.
– Бред какой-то! А чашки на ножках, похожие на кубки? Они тоже серебряные?
– Бокалов давно нет. Их не стало еще весной. Сядь рядом. Вот так. Макар продает мою серебряную посуду.
– Макар?.. Продает?
– Да. Он договорился заранее с человеком в Ленинграде, с апреля раз в месяц приезжает ювелир и забирает то, что я подготовлю. Мне кажется, что в следующем месяце ему будет нечего брать. Не удивляйся, но я обещала, что никогда не буду выглядеть как больная и немощная старуха, требующая ухода.
– Ты не выглядишь как больная старуха.
– Да. Не выгляжу. Это морфий. Мое серебро ушло на морфий.
– Это… чтобы не было боли?
– Точно. Чтобы не было боли.
Все внутри меня замерло в оцепенении странного, почти бесчувственного отчаяния. Я-то надеялась, что веселая и спокойная Тили еще не подошла к настоящей болезни, а, оказывается, смерть уже караулит ее, потихоньку, по ночам, в темных углах большого дома, сгрызая столовое серебро.
– Почему ты заболела? Ну почему?
– Наверное, из-за детей. Каждый ребенок съедал меня изнутри понемногу, как и полагается… Ты же знаешь, паучихи согласны кормить своим телом потомство.
– Перестань так со мной разговаривать – я не маленькая! При чем здесь пауки?
– При всем. Я всегда знала, что умру, как паучиха. А как умирает паучиха? В бою с другой паучихой, или с большой и сильной медведкой, или отдает себя, как корм, детям. Ты что, предпочла, чтобы меня зарезала соперница в любви? Или убила завистливая хищная медведка?
– Ну какая еще медведка?.. Бабушка!
– Нет уж! Я предпочитаю, чтобы меня разобрали себе дети, и на здоровье!
– Бабушка! – Я трясу ее за плечо и вдруг ощущаю, какое оно худое и острое. – Хватит уже о пауках! Скажи, как твою болезнь называют врачи?