Может быть, окажись рядом генерал Болдин, все сложилось бы иначе, но и он спал. Единственный человек, когда-то давным-давно прикоснувшийся к Тайне, спал тревожным сном, умаявшись за бесконечно длинный день.
Это была странная, полная кошмаров ночь.
А посреди нее стоял красноармеец Степа Тищенко, комсомолец, размышляющий о боге. И жалеющий его, усталого и запутавшегося в тяготах мира и людских ошибках.
А когда перед ним, как из-под земли, выскочили черные молчаливые фигуры, боец Тищенко сделал то, что был должен.
Он вскинул автомат.
Он крикнул: «Стой! Кто идет?!»
Он выстрелил…
Потоком тяжелых свинцовых пуль стремительную тень отбросило назад. Степан тут же перенес огонь вправо, туда, где мелькнул еще один странный силуэт. Снова выстрелил и закричал что было сил:
– Тре-во-га!!!
Он не видел, как встает, качаясь, существо, расстрелянное первым. Как идет, приближается…
Степан делал свое дело, как должен делать его каждый солдат, что пришел в этот мир, чтобы защищать свою землю. И всех тех, кого…
Что-то острое вонзилось Степану в живот. Протолкнулось, разрывая внутренности. Тищенко вскрикнул, обернулся… Автомат вывалился из рук. Выскользнула, чертова немецкая машинка! И Степа, падая, вцепился в горло неведомой твари – чтобы не упустить, чтобы удержать, до последнего удержать, не пропустить, не дать… Туда, где дети, где города и мир… и бог.
Все смешалось в его голове. Потемнело.
И он упал, сжимая горло уже мертвого Номера.
Вот и вся война…
В лазарете проснулся, вырвался из тяжелого, как рыбацкая сеть, сна Лопухин. Он вцепился в ставший вдруг невероятно горячим, обжигающим медальон. Изо всех сил рванул его с груди. И закричал. Закричал!
И откликнулся рядом, корчась в муке штандартенфюрер Лилленштайн… маг и, если быть до конца откровенным, не совсем человек.
А лагерь откликнулся многоголосым хором оружейных выстрелов ночного, страшного боя.
Еще через два часа место, где был временный лагерь партизан, подверглось массированной бомбардировке с воздуха.
– Доложите ситуацию. – Болдин сидел на поваленном дереве. От хронического недосыпа в голове все путалось, противно, мелко тряслись руки. Он ежился, вздрагивал. Верховцев накинул генералу на плечи свой китель. – Спасибо, Владимир Филиппович. Докладывайте.
– Большие потери, до двух сотен человек. Более точно подсчитать пока невозможно.
– Много, – Болдин скрипнул зубами. – Как, черт, много.
– К тому же при эвакуации потеряли почти весь обоз, запас еды и медикаментов. Красноармейцы неведомо как вытянули под бомбами орудие. Но снарядов для него не много.