, маленькая смерть. Вы бы разделили вашу боль… так же, как и удовольствие?
Маленькая смерть…
На улицах Лондона нет маленькой смерти; каждая из них — окончательная.
— Я попытаюсь, — ответила она.
— Вы бы позволили мне держать[10] вас, когда наши тела будут истекать потом, а запах секса наполнит наши легкие, — сказал он, скорее как утверждение, а не вопрос.
От его слов по телу пробежали электрические разряды.
— Никто никогда не держал меня в объятиях, — непроизвольно призналась Виктория. Ничейный ребенок…
Но Виктория не хотела думать об этом. Не сегодня вечером.
— Но вы позволите мне держать вас, — упорствовал он.
Истекающие потом. Запах секса, заполняющий их легкие.
Она глубоко вздохнула, чувствуя запах слабого чистого мужского аромата, присущего ему.
— Да.
Виктория позволила бы ему держать её.
— И держали бы меня.
Пустота в его глазах сжала её сердце. Он не верил в то, что женщина захочет держать его в своих объятиях.
Или возможно он не верил в то, что шлюха захочет держать его.
— Да, — сказала Виктория.
— Потому что я дам вам две тысячи фунтов, — подталкивал он.
— Да, — солгала Виктория.
Вовсе не из-за двух тысяч фунтов она разделила бы с ним своё тело: этот мужчина затронул её струну своими словами, если не телом.
В голове Виктории зазвенел крошечный предупреждающий звоночек. Он словно говорил ей, что было верхом самонадеянности для такой, как она, женщины, — женщины без опыта, — думать, что такой мужчина, как он, тосковал по близости.
Виктория проигнорировала предупреждение.
Его волосы были длиннее, чем того требовала мода; они вились у него над воротником.
Чувствуя себя необычайно слабой и в тоже время — бесконечно могущественной в своей женственности, она протянула дрожащую руку, чтобы прикоснуться к серебристому локону.
От него не последовало никакого предупреждения или протестующего движения, но внезапно расстояние между ними оказалось много больше тех нескольких дюймов, что разделяли их тела.
— Одевайтесь, мадемуазель, — категорично заявил он. — И назовите мне имя человека, который нанял вас.
«Одевайтесь», — отдалось в ушах Виктории. А вслед за этим: «И назовите мне имя человека, который нанял вас».
Внезапно она ощутила тепло камина на своих грудях и ягодицах, которые вдруг стали похожи на глыбы льда.
Тяжелые.
Нескладные.
Нежеланные.
Она не понимала, почему белокурый мужчина отстранился. Ей не было нужды понимать.
Отказ был отказом на любом языке, неважно, словесном или физическом.
Цепляясь за свою боль, Виктория отступила назад.
Левый каблук подвернулся.
Она отчаянно ухватилась… за белую ткань.