— Ну, это ты расскажи кому-нибудь другому. Он, видите ли, здоров!.. После таких ран…
— Значит, обманывали меня в Севастополе?
— Нет, не обманывал. Я сам надеялся на чудо. Надеялся, что ногу тебе спасут…
Павлов взглянул на Любимова и понял: отказать ему сейчас во всякой надежде — значит убить человека.
— Хорошо, не будем ссориться. Ты знаешь: для тебя я готов сделать все. Все, кроме невозможного… Решим так — оставайся здесь, приглядись, приди в норму. А там будет видно.
— Я все равно буду летать! — запальчиво крикнул Любимов и хотел уже рассказать о том заветном, что произошло в небе за Сталинградом. Но тут же осекся: пожалуй, после его исповеди Нихамину нагорит. И он промолчал.
Все началось с велосипеда.
Однажды Любимов не без тайного умысла продемонстрировал Павлову свои возможности: лихо сделал два круга по аэродрому. Ошеломленно смотрел за всем этим командир полка.
— Ну порадовал, не ожидал от тебя…
— Значит, севастопольское обещание остается в силе?
— Посмотрим.
— Что же смотреть, товарищ командир? Вы только что видели.
— Вгонишь ты меня в гроб, Любимов! — Было видно, что Павлова раздирают противоречивые мысли. — Впрочем, вот что… Завтра я, пожалуй, покажу тебе с воздуха наше хозяйство. Согласен?
«Главное подняться, — решил Любимов. — А там посмотрим. Уговорю я его».
— Есть, товарищ командир!
Павлов сдержал слово. Утром из капонира выкатили Ут-2.
— Ну-ка, друг, выруливай к старту.
— Есть, к старту! — Любимову почему-то хотелось сегодня вести себя точно по уставу. Ему казалось: малейшая оплошность может погубить все, и был, как сжатая пружина.
Самолет на старте. Павлов подошел, направился к кабине. Любимов решился:
— Дозвольте лететь мне одному, — тихо сказал он.
— Рано, пожалуй, одному…
— Разрешите, — настойчиво повторил Любимов. — Все будет хорошо. Я справлюсь.
Подошли Стариков, Тащиев, Литвинчук.
— А может быть, действительно разрешить ему, товарищ командир? Он же опытный летчик. Не сомневайтесь. Справится.
— Вас только и не хватало, адвокаты, — сердито бросил Павлов. — Ладно! Разрешаю самостоятельный полет…
Через несколько дней Любимов поднялся в воздух на истребителе Як-1.
Позднее, когда уже не стало Павлова, а Любимов был назначен командиром полка, к нему приехал военный корреспондент Григорий Сорокин. Не любил командир рассказывать о себе «для печати», но тут, видимо, было задето что-то очень сокровенное, если он чуть-чуть приоткрыл свою душу.
— В те дни мне казалось, — рассказывал Любимов, — что путь к воплощению моей мечты будет очень короток. Мне не терпелось самому вести летчиков в бой и самому воевать. Я был командиром полка. И это обязывало. Но я никому, даже по секрету, даже самым близким друзьям, не мог рассказать, что рана у меня открылась…