Взяли они луки, пошли в лес. Бредут по колено в снегу, высматривают звериные следы. Энки говорит:
— Вот ты сказал: Хозяина ненавидишь. Ну а людей, что ему служат, тоже?
Орми задумался.
— Нет. Надо бы и людей ненавидеть, но — нет. Я их… это… слово забыл. Или нет такого слова?
Энки улыбнулся.
— Слова нет. А ведь было, наверное, когда-то. Шли долго. Наконец повезло братьям: Энки подстрелил зайца. Высекли огонь, развели костер, зажарили добычу. Орми у костра разомлел и разговорился:
— Разве плохо? Что бы всем людям так не жить? Не скажешь? Отчего все друг друга жрут? Как самим-то не тошно?
— А что, — сказал Энки, — может, правы-то они, а мы — выродки, вот нам и кажется, что все не так.
— Думал я об этом. Неправда. Ты на зверей погляди. Кто из них своих детенышей жрет? А если б могли они говорить, кто из них назвал бы свою жизнь «страданием», а смерть — «благом»?
Энки долго молчал, смотрел на брата. Наконец сказал:
— Вырос ты, Орми. Пора тебе одну вещь показать.
— Что за вещь? Покажи.
— Вот что: давай шкурами поменяемся.
Орми поглядел на брата с сомнением.
— Твоя-то шкура незавидная. Гляди, вся шерсть вылезла. А у меня новая совсем.
— Врешь, добрая шкура. Не замерзнешь. Старая только. Да дело не в шерсти! Вот, гляди.
Энки снял шкуру, бросил на снег мехом вниз. А с изнанки вся она была в черных пятнышках.
— Тьфу! Ты что, блох на ней давил?
— Дурак ты! Рассмотри получше.
Орми пригляделся. Пятнышки и впрямь были занятные. Маленькие, а все разные. Где вроде как и в самом деле блошка раздавленная, где комарик, где паучок, где травинка прилипла. От этих черточек и точек рябило в глазах.
— Ну, давай одевайся, холодно так сидеть-то. А с метинками потом разберешься.
Переоделись.
— Что хоть это такое? — спросил Орми. Энки огляделся, словно их могли подслушать, и сказал чуть слышно:
— Это, брат, знаки.
— Чего?
— Ну, знаки. Вот если упыриный след на снегу увидишь, что сможешь сказать?
— Упырь прошел. Ну, еще скажу, когда прошел и куда, торопился ли, нес ли кого, голоден или сыт.
— Все верно. Так вот эти пятна — как следы. По ним много чего сказать можно. Они вроде как сами говорят.
— Ты-то откуда знаешь?
— А я на них долго смотрел, разбирал, думал. Сначала ничего не выходило, а потом вдруг как ожили знаки. Заговорили. И рассказали мне кое-что.
— Что же они рассказали?
— Не скажу, брат. Ты уж сам. Я ведь из этого рассказа почти ничего и не понял. Может, тебе больше повезет.
Орми подумал, помолчал.
— Ну, ладно. А где ты взял эту шкуру? Или тоже секрет?
— Мне ее отец дал.
— Кто-о?
— Не веришь? Ладно, слушай. Иду я раз по болоту. Вдруг из-за камня человек. Старый, ребра торчат. Я на него копьем замахнулся, а он спрашивает: «Тебя Энки звать?» — «Верно», — говорю и думаю: «Откуда он может меня знать? Сам-то не из наших». Он тогда говорит: «Я — твой отец». И левую ладонь показывает. А на ладони метки нет!