— Послушайте, вы ведь из Десятой когорты?
— И когорты нет тоже, — отвечал Ренье.
— Как же так? — не мог опомниться Реаль. — Императора нет, герцога нет, когорты нет… Что же осталось от Франции?
— Осталась — Франция!
— А кто же теперь я в этой Франции?
— Вы только гражданин Франции.
— Благодарю вас. Я немного разобрался в этом. Но мне нужно исполнить поручение его превосходительства.
— Убирайся отсюда! — вспылил Ренье. — Ты уже надоел мне. Я же сказал тебе, что республика не терпит никаких превосходительств. Все равны, и все граждане…
Заговор не был еще убит — заговор где-то даже продолжал развиваться, и Париж слышал стрельбу.
* * *
Капитан Лаборд мчался через площадь, а вдогонку ему летели шипящие пули. Заскочив в подворотню, он развел руками:
— Теперь и я ничего не понимаю.
— Кто там стреляет? — спросили его.
— Не знаю. Но это из здания префектуры. А мне надо срочно повидать Фрошо, чтобы тот не наделал глупостей… Граф верит всему, что писано на казенной бумаге и скреплено печатью.
Да, именно здесь, в префектуре Парижа, из последних догасающих искр заговора готов был вспыхнуть грандиозный пожар. Все объяснялось просто… Когда доктор Рену покинул кабинет префекта, Фрошо из полученных бумаг уяснил для себя, что с империей покончено, а сам он избран в состав нового временного правительства… Это его обрадовало:
— Меня не забыли — и очень хорошо.
Он двинулся напролом. Бюрократ до мозга костей, приученный не думать, а лишь повиноваться, Фрошо (невольно для себя) ковал железо, разогретое генералом Мале. Времени на размышление не оставалось, тем более что полковник Судье был весьма ретив в исполнении приказов.
— К девяти часам, — твердил он, — правительство должно открыть заседание. Как лучше оповестить об этом народ?
— Я думаю — набатом со всех церквей Парижа. Сулье в возбуждении потирал руки:
— Представляю, как заухает колокольня Нотр-Дам!
— Однако, — суетился Фрошо, — нам следует поторопиться, ибо любое промедление может вызвать волнения в Париже. Велю сразу открывать для депутатов парадные залы!
Сулье порывался грянуть над Парижем грозным набатом.
— Колокольный звон я беру на себя, — обещал он.
— День еще только начался, — жаловался Фрошо, — а я не чую под собой ног… Боже, — вдруг вспомнилось ему, — а какой чудесный рассвет был сегодня в Ножане!
Он вышел в соседнюю комнату, присел на софу, чтобы сменить сапоги на туфли, и тут к нему подошел один канцелярист:
— Ваше сиятельство, вы не ошибаетесь?
— В чем?
У подъезда снова вспыхнула стрельба.
— Знающие люди поговаривают, будто император нарочно и устроил этот заговор, чтобы проверить, насколько мы ему преданы.