А бедные смертные, спящие в многочисленных домиках на поляне рядом с аккуратно вспаханными полями, со школой, с больницей и с церковью, до последней заурядной мелочи представлялись мне божественным чудом созидания.
Я соскучился по Моджо. Почему его здесь нет, почему он не бродит со мной по джунглям? Нужно его выдрессировать, превратить в настоящую собаку вампира. Мне в голову пришли картины, как в течение дня он охраняет мой гроб – часовой в египетском стиле, которому дана команда разорвать горло всякому смертному, который отыщет лестницу, ведущую в святилище.
Но мы с ним уже скоро увидимся. За этими джунглями нас ждет целый мир. Закрыв глаза и превратив свое тело в хитроумный приемник, я услышал на расстоянии многих миль напряженный шум транспорта в Каракасе, резкий акцент усилившихся голосов, громкий грохот музыки мрачных проветривающихся берлог, где я притягивал к себе убийц, как мошек тянет к яркой свече, чтобы выпить их кровь.
Здесь же царил покой; в мягкой мурлыкающей тропической тишине утекал час за часом. С низкого облачного неба брызнул мерцающий дождь, прибивая пыль на поляне, испещряя точками чисто подметенные ступеньки школы, легко стуча по рифленым жестяным крышам.
В маленьких спальнях моргнули и погасли огни, как и в отдаленных домах. Только в глубине затемненной церкви с низкой башенкой и большим, блестящим, хранящим молчание колоколом мелькал тусклый рыжий свет. Чистые тропинки и выбеленные стены освещали желтые лампочки под круглыми металлическими абажурами.
Свет в первом из больничных зданий, где Гретхен работала одна, потускнел.
Я периодически видел ее профиль на фоне затянутого ширмой окна. Я мельком заметил ее у самых дверей, когда она села за стол, чтобы нацарапать на бумаге какие-то записи, наклонив голову; волосы ее были собраны на затылке.
В конце концов я бесшумно двинулся к входу, проскользнул в маленький захламленный офис, где одна-единственная лампа источала яркий свет, и подошел к ширме, за которой лежала сама палата.
Детская больница! Все кроватки – маленькие. Примитивные, простые, в два ряда. Не померещились ли они мне в глубокой полутьме? Или кровати действительно сделаны из грубого дерева и завешены сеткой? А что там на бесцветном столике, не огарок ли свечи на блюдце?
У меня внезапно закружилась голова; в глазах несколько помутнело. Не та больница! Я моргнул, пытаясь оторвать вневременные элементы от тех, которые поддавались объяснению. На хромовых подставках у кроватей поблескивали пластиковые пакеты с внутривенной питательной смесью, сияли нейлоновые трубки, спускающиеся к крошечным иголкам, торчащим из тонких хрупких ручек!