Тогда я перестал зажигать сигару, — добавил Г. М., — и почувствовал, как будто меня огрели по кумполу клюшкой для гольфа.
— Но почему?
— Понимаете, девочка моя, вы мучили себя вопросом, кто знал эти факты и каким образом. Но каким образом их знал Бьюли?
В последовавшем молчании слышался слабеющий стук дождя.
— Этот пункт, — продолжал Г. М., — становится еще более многозначительным, если вы изучите отдельные листы рукописи, тщательно сохраненные Брюсом Рэнсомом. Кто-нибудь из вас видел их?
— Да, — кивнула Берил. — Брюс показывал их мне вчера вечером.
— Он показал их мне, когда я только приехал в Олдбридж две недели назад, — сказал Г. М. — Вы обратили внимание на что-нибудь необычное, девочка моя?
— Боюсь, я была слишком взволнована, чтобы…
— Бьюли — автор этой пьесы — знает, что женщина-свидетель была рыжеволосой. Он знает, что она вернулась к нему тем вечером из-за фальшивой десятишиллинговой купюры. Он даже знает, что она приезжала на велосипеде! Откуда ему известно все это?
— Он не мог об этом знать! — воскликнул Деннис Фостер. — Если только…
— Если только, — кивнул Г. М., — Бьюли и Милдред Лайонс не действовали совместно с целью обвести полицию вокруг пальца.
— Игра в притворялки! — произнес Деннис.
— Что-что, сынок?
— Ничего, сэр. Продолжайте.
— Было ли возможно, спросил я себя, что Милдред Лайонс играла две роли — свою и миссис Бьюли? Ответ: вполне. Как мы выяснили, у мисс Лайонс не было помощников в машинописном бюро — она приходила и уходила незамеченной. Полиция, как нам также известно, следила за этим бунгало только по ночам. Милдред Лайонс могла незаметно попадать туда сзади через лесистые холмы, среди которых стоял коттедж. Еще до начала слежки у нее было несколько дней, чтобы установить себя в качестве «миссис Бьюли» в глазах случайного прохожего, почтальона или мальчишки из мясной лавки.
В парике, скрывающем рыжие волосы, и броских фальшивых драгоценностях, предоставленных Бьюли, ее видели — всегда на солидном расстоянии! — пьющей чай с мужем в саду или сидящей в шезлонге на лужайке. После этого ей было незачем приближаться к дому до критического дня 6 июля.
Во второй половине дня она открыто приезжает в коттедж на велосипеде с пишущей машинкой как Милдред Лайонс. Конечно, никаких писем ей не диктовали. Она входит в дом, выходит оттуда в качестве миссис Бьюли, последний раз пьет чай с «мужем» и удаляется снова в роли Лайонс.
Разумеется, не было никакого фальшивого банкнота — все это сплошное очковтирательство с целью объяснить, во-первых, почему она приезжала в коттедж во второй половине дня и, во-вторых, почему вернулась туда вечером. Она снова приехала на велосипеде, заглянула в окно сквозь неплотно сдвинутые портьеры, не увидев ничего, кроме самого Бьюли, и быстро убралась. Дело было сделано.