Мы вышли на улицу и подошли к трамвайной остановке. Трамвай, к счастью для нас обоих, подошел довольно быстро и был переполнен. Пока я брал у кондуктора билеты, Веру оттеснили вперед. Протиснуться к ней я не пытался. Сошла она у Покровских ворот, и больше мы не виделись”. — “Хорошо, — сказал Ерошкин с явным удовлетворением, — с финалом вашего романа мы разобрались, тут мне все понятно, а теперь хотелось бы узнать, где и когда вы познакомились”. — “Познакомились, — сказал Дима, — как обычно знакомятся. У нас на курсах иногда устраивались танцы, что-то вроде балов. На один из таких балов Вера пришла вместе с Пироговым, он нас и познакомил. Вера была очень красива в своем черном платье, она вообще тогда одевалась, как мало кто, Пирогов танцевать не умел, и мы до конца вечера протанцевали вдвоем. Вот и познакомились. Я тогда пригласил их к себе на урок в Коммунистический университет трудящихся женщин Востока, я собственно говоря, хотел, чтобы ко мне пришла Вера, Пирогову это было совсем не интересно, но звать ее одну было неудобно, и я их пригласил вдвоем. Просто понадеялся, что Пирогов сам не придет. Но пришли они вместе.
Урок был довольно забавен, вначале я, вводя своих студенток в зал, шел во главе целой колонны женщин; помню, что Вера их всех внимательно оглядела, а надо сказать, они как на подбор были небольшого роста, коренастые и некрасивые, по-моему, она осталась этим довольна. Позже она не раз тот день вспоминала, говорила, что влюбилась в меня, когда я перед началом занятий, разговаривая с ними, ни с того ни с сего, наверное, во мне просто сила играла, взялся руками за спинку стула и, без усилий развернувшись в воздухе, сделал сначала стойку на этой шаткой опоре, а потом плавно и легко снова опустился рядом и озарил ее радостной мальчишеской улыбкой. Это, конечно, все ее слова, сам я ничего подобного не помню, хотя сделать стойку на спинке стула мне и сейчас нетрудно.
Скоро мы стали встречаться почти каждый день, гуляли, разговаривали, иногда целовались. Вера, по-моему, совсем не любила целоваться и вообще боялась всего этого. Но я тогда ничего не понимал, мне, наоборот, казалось, что она просто надо мной смеется. Однажды я даже ее спросил, не согласится ли она стать моей женой, я к этому долго готовился, боялся отказа, ведь в моей жизни это первый раз было. А она в ответ ни с того ни с сего начала хохотать, хохотала, хохотала и все никак не могла остановиться. Сейчас я понимаю, что у Веры просто была истерика, а тогда я обиделся черт знает как. Сразу ушел, чуть вообще с ней не порвал. Меня обманывало, что так-то она была куда меня умнее, намного больше знала, в людях хорошо разбиралась. Помню, что в другой раз, тоже совсем уже отчаявшись, — было это у нее дома, и мы по обыкновению сидели на ее диванчике напротив печки — я повернул выключатель и стал ее целовать в губы, лицо, шею, но она не отвечала. Мне сделалось тошно, я поднялся, и, по-моему, даже не попрощавшись, ушел. Дальше вроде бы вошло в колею, то есть между нами все равно ничего такого не было, но мы опять почти каждый день встречались, вместе гуляли. Ну, а потом она уехала в Оренбург”.