Угроза возымела действие. Олеся взяла ледяную бутылку и сделала маленький глоток.
— Умница! — обрадовался Гена. — Давай еще! Не порти праздник.
— Вы меня отвезете обратно? — с тоской спросила Олеся.
— Конечно! — заверил, оборачиваясь, пьяный Федя. — Что мы, изверги? Вернем в целости и сохранности к твоему этому самому. Ребенку, блин. Только немного покатаемся.
— Ну, пожалуйста, ребята, — попросила Олеся, вытирая слезы бутылочным боком.
— Не реви, мать, не гнусавь. Лучше пей. Оно вернее. Пей, кому сказал! — опять навис над Олесей Гена.
Олеся, всхлипывая, сделала еще глоток.
Таня почувствовала, как он напрягся. «Понял, что я не Олеся, — решила она. — Господи, что же будет-то?» Валерка уже совершенно успокоился, езда в машине очень ему нравилась, он шуршал памперсом, беззаботно лопотал и хватал Таню за палец.
Вадим свернул с трассы на лесную дорогу. Они ехали уже довольно долго. Очевидно, он хорошо ориентировался на местности. Татьяна занималась аутотренингом.
«Вспомни, вспомни, чему тебя учили, — твердила она мысленно. — Ты четыре года отрабатывала бросок через бедро! Сонная клуша! Ты даже не успела обернуться, когда он подошел! Четыре года занималась дзюдо, тренировала мышцы, давила спиной твердые маты, рисковала будущим потомством — и никакого эффекта. Даже Олеська, изнеженная орхидея, оказала бы больше сопротивления, чем ты. Слезы, сопли. Какой позор! Как стыдно! Тебе доверили ребенка, и ты должна его спасти!»
Она пыталась сконцентрироваться, укрепить сердце мужеством и героизмом, но руки и колени бесславно дрожали.
Белая «ауди» тихо остановилась, придавив колесами мягкий лесной ковер из иголок, маленьких шишек, коры. Сосны уносились ввысь, к голубым безоблачным небесам, и соприкасались хвойными кронами там, у неба. Вадим распахнул дверцу и, взяв за руку, грубо выдернул Татьяну из машины.
— Где Олеся? — недовольно спросил он.
— Она пошла в кафе. За спрайтом, — опустив голову, тихо ответила Таня.
Они отодвинулись на несколько метров от автомобиля, оставили его позади, среди сосен.
«Что же с ней делать, — с досадой думал Вадим. — Как я лоханулся! Вернуться в парк? Та, необходимая мне, наверное, ждет, моргает, не понимает, куда запропастилась подруга с коляской. Черт! А если уже ринулась в милицию? А с этой что?»
Вадим с тоской подумал о пистолете, об отличном пистолете, даже можно и без глушителя — тут, в лесу, кто услышит. Но у него был только острый нож, в обращении с которым Вадим не добивался особенного блеска, не его это был профиль, и поэтому мысль о необходимости сейчас расправиться со случайной свидетельницей вызывала отвращение. Будет вопить, вырываться, кататься по земле, слезы, кровь, грязь. Вадим задохнулся от омерзения и поморщился.