Ничего себе вопросик, правда? Услышишь такое – и поневоле начинаешь задумываться, не спятил ли.
Особист Меркулов был совсем тихим с виду. В круглых очках, одно стекло в которых треснуло, тощий, сутулый. Медаль "За отвагу" на кителе пристегнута. Значит, воевал, хотя по нему и не скажешь – больше похож на скрипача из еврейской семьи. Был у меня в детстве один такой знакомый, Ганя Фрайберг. Круглый день пилил на скрипке, так что до войны уже стал лауреатом разных конкурсов. А что потом с ним случилось в Одессе, когда бомбами накрыло Молдаванку – не знаю.
Но тот капитан из Особого отдела, как оказалось, на Ганю был похож только лицом и голосом. Зато хватка у него была как у французского бульдога, и настырности – на батальон. Допрашивал он методично, прерываясь только на то, чтобы постучать по столу мундштуком "Казбека" и прикурить, чиркнув самодельной зажигалкой. Клубы синего дыма плыли по комнате, а мне казалось, что это снова горит мой танк…
Плохо, плохо получилось, что и говорить. А самая главная беда – в танке вместе с моими ребятами (за них я и так себе никогда не прощу) сгорели секретные документы, которые нам приказано было передать в штаб. Кто же его знал, что не вся немчура попала в окружение. Один из таких гадов, хоронившихся по лесам в надежде пробраться к своим, увидел на лесной дороге мой танк. Откуда у фрица – в тылу, в глухом лесу взялся "панцерфауст" – теперь уже не разобраться. Может, сошел с ума и вместо остатков сухарей таскал железяку на собственном горбу. А может, специально поджидал растяпу – если из идейных, которым наплевать на голод и холод.
Выстрел пришелся аккуратно под башню. Меня самого спасло только то, что я, в нарушение всех инструкций, тогда высунулся из люка по пояс. Решил осмотреться в лесу – тоже мне, горе-следопыт. Хотя, если бы не это… лежать бы мне сейчас внутри куска спекшейся брони. А так – взрывом меня выкинуло из люка и швырнуло на обочину дороги. Очнулся уже от тряски: разведчики, приотставшие в деревне на краю леса, услышали взрыв, примчались и гнали теперь свой "виллис" на полной скорости, чтобы довезти меня в санбат.
Да уж лучше бы сгореть в танке, чем потом от стыда сгорать перед своими.
Срезал дорогу, нечего сказать.
В тот день с утра я, как всегда, потащился на перевязку. Постоял в курилке, обсудил с мужиками фронтовые вести. Разведчик Сева Кулугуров, признанный госпитальный остряк, громко читал вслух сводку Совинформбюро, остальные слушали, посмеивались одобрительно, когда Сева вставлял от себя крепкую шуточку.
– Вломили, стал быть, гансам по первое число! – сказал, постукивая костылем, Иваныч, пожилой мужик, который в госпиталь попал из-под Ельни, из самого пекла. – Отольется им теперь! Будут знать, крысюки…