– Наверняка я обошлась ей дешевле, чем твоя учеба, – сказала она.
Он злобно ухмыльнулся:
– Кажется, ты кое-чему у нее научилась.
– Ничего другого мне просто не оставалось. Теперь уходи, пожалуйста.
Она подошла к нему и протянула руки к ребенку:
– Дай мне ее.
– Нет! – Он покачал головой. – Сначала я хочу получить ответ. Если ты была в моем доме уже двадцать восьмого ноября, то ты была со мной и в пятницу утром, в ванной. Наверняка Надя не просила тебя за отдельную плату сказать мне, что ты меня любишь и этим признанием причиняешь себе боль. Почему ты тогда не призналась мне, кто ты на самом деле?
– А как ты себе это представляешь? Думаешь, ты принял бы это признание с восторгом?
– А ты представляешь себе, каково это, когда через месяц узнаешь, что жил с посторонним человеком? – ответил он вопросом на вопрос. – И если бы ты не устроила этот спектакль с Жаком, кто знает, как долго это продолжалось бы! – Он произнес эти слова слишком громко, и ребенок у него на руках начал хныкать.
– Отдай мне ее, – снова попросила она.
Он продолжал говорить, не обращая на нее внимания:
– Вернувшись из Парижа, я подумал, что мы обрели счастье. Именно о таких отношениях с ней я всегда и мечтал. Тогда я подумал: наконец-то она образумилась. Почему ты не сбежала от меня в Париже, как тебе посоветовал твой муж? Почему ты пошла на риск и осталась со мной? Ты поступила так не только из-за денег, правда?
Она знала, какого ответа он ждет от нее. Но она уже сказала ему все. Тогда он ей не поверил. И сейчас она промолчала. Он тяжело вздохнул:
– Я даже не знаю, как мне тебя называть.
– Если ты сейчас уйдешь, это уже будет не важно.
Он взглянул на плачущего младенца, встал с кресла и отдал ей дочь. Но он не ушел, а последовал за ней в детскую, встал рядом со столом для пеленания и смотрел, как она меняет пеленки. С грудным кормлением она решила повременить до тех пор, пока он не уйдет. Но он так и не ушел, а она не могла позволить, чтобы их дочь голодала из-за его упрямства.
Он покинул детскую только тогда, когда она положила Лауру в колыбель. Она еще постояла некоторое время, ожидая, когда дверь квартиры захлопнется. Было тихо. Когда она вошла в гостиную, он стоял у двери на террасу и смотрел на улицу. Услышав ее шаги, он обернулся. Его голос звучал твердо и уверенно, как будто он все хорошо обдумал:
– Я оставил тебе все, что ты хотела: ее имя, даже ее деньги. За это я хочу забрать себе ребенка.
– Извини, – сказала она. – Только ты не Румпельштильцхен.[41]
Он улыбнулся:
– Однако у меня есть несколько козырей, и я не позволю обмануть себя еще раз. Официально мы не разведены. Если ты хочешь подать на развод, я буду бороться за право опеки и пойду на все, чтобы добиться этого. Не думай, что я побоюсь упомянуть о твоем алкоголизме или о причине, по которой ты потеряла работу. Я могу назвать массу причин, достаточно весомых, чтобы суд убедился: ты не способна воспитывать ребенка.