В нашей обширной комнате с высоким потолком и разбитыми окнами рассеивалось дорого достававшееся нам тепло. Челдрон угля мы старались растянуть на две недели: весь день у нас тлело в камине несколько угольков, а на ночь мы сгребали их в кучу. Все мы от холода покрылись болячками, шмыгали носами и кашляли, в особенности те, кто недавно поселился в Лондоне.
Зима, вместо того чтобы в феврале окончиться, набрала новую силу; сгустился морозный туман — тяжелый, вонючий и желтый, — и по нескольку дней подряд не было видно ни проблеска солнца. В таких случаях выходить на улицы с лотком было бессмысленно, товар не продавался. Цены на продовольствие росли, на различные изделия — падали, потому что покупателей не находилось.
Нет нужды говорить о том, что наши соседи (их дела пострадали так же, как и мои) часто спорили по поводу происходящего. Мистер Пентекост полагал, что положение исправится само собой: когда заработная плата упадет достаточно низко, занятость пойдет вверх. Мистер Силверлайт, со своей стороны, настаивал на том, что падение будет ускоряться, пока не наступит катастрофа, и весело добавлял, что живет ежедневной надеждой на народное восстание. Его радуют, говорил он, вести о нападениях на булочные.
Но даже имея поводы для веселья, он, как я заметил, плохо переносил лишения. Из шатра калифа постепенно исчезла мебель, за ней последовали часы мистера Пентекоста, и наконец предметы одежды. Мистер Силверлайт оставался таким же нарядным, как прежде, но однажды, в конце того ужасного февраля, я, вернувшись домой, встретил его на лестнице; он шел вниз и бормотал что-то себе под нос, в незнакомом мне ветхом сюртуке и без галстука. Прежде я не видел его таким оборванцем и, надо сказать, не видел и потом.
На следующий день миссис Пичмент, двоих ее детей и мистера Пентекоста свалила жестокая лихорадка. Войдя тем вечером в шатер, я застал его в постели, с пылающим лицом он повторял в бреду: «Где Силверлайт?» Удивленный его отсутствием, я задал вопрос мистеру Пичменту. Честный малый отозвал меня в сторону и объяснил шепотом, что тот, наверное, скрылся под покровом темноты: утром его хватились, вещи его исчезли тоже, и с тех пор он не показывался.
Я не знал, что и подумать, а на следующий день запутался еще больше.
Вечером мы с мисс Квиллиам как могли позаботились о соседях. В конце следующего дня, вернувшись после почти бесплодного блуждания по улицам, я услышал на нашей площадке голос матушки, которая кричала на кого-то:
— Подите прочь! Мне с вами не о чем говорить!
У нашей двери стоял человек с большой собакой, которая, обнажив клыки, рычала на матушку; Джастис тем временем (я узнал старика-нищего) старался ее успокоить.