Но в Беверли-Хиллз Синтия внезапно захандрила и совершенно отбилась от рук. Плюс ко всему там, как и в Нью-Йорке, царили богемно-космополитические нравы, примириться с которыми Луиза никак не могла и не хотела. Когда Синтия угнала «роллс-ройс» известного итальянского режиссера, снимавшего в Голливуде свой очередной шедевр, и вылезла из машины на бульваре Сансет совершенно голая в сопровождении негра в набедренной повязке, которую сдернула с него на виду у всех, пришлось в очередной раз поменять место жительства.
В Европу Синтия отказалась ехать наотрез. Африка отпадала сама собой – там слишком много черных. Что касается Австралии с Океанией и Южной Америки, тут Луиза проявила непреклонность: москиты, лихорадка, туземцы, тайфуны и так далее. Синтия предложила поехать в Россию.
Неожиданно для себя Луиза согласилась.
…В Москве стояли трескучие морозы. В их отеле, на счастье, было более чем прохладно, и Синтия ходила в ресторан в короткой шубе из черно-бурой лисицы, которую надевала прямо на голое тело, и в высоких замшевых сапогах. На нее обращали восхищенное внимание русские – обслуга отеля, официанты ресторана, молоденькие смазливые девушки, вечно кого-то ждавшие в вестибюле. Через несколько дней, к изумлению Луизы, появились «двойники» – девушки в лисьих жакетах и высоких замшевых сапогах. В отличие от Синтии они носили прозрачные колготки и длинные свитера телесного цвета с декольте чуть ли не до пупка.
Луизе очень понравилась восприимчивость русских к веяниям американской моды вкупе с их находчивостью.
Морозы как будто остудили сексуальные порывы Синтии, и Луиза позволила себе перевести дух. Тем более, эти странные русские были так гостеприимны и так снисходительны к иностранцам.
В буфете Большого театра, который Луиза решила почтить своим присутствием, к ним за столик подсел немолодой мужчина. Он довольно бойко говорил по-английски, но его «прононс» коробил чуткое Луизино ухо. Он представился как великий русский поэт, сказал, что его стихи читают во всем мире (Луиза их, разумеется, не читала), что он неоднократно выступал в Америке и даже был приглашен в Белый дом (Луиза этому не поверила), что…
Поэт говорил и говорил, переводя свои тускло-желтые глаза с одной женщины на другую. Наконец обратился к отрешенно сидящей Синтии:
– Вы напоминаете мне молодую Ахматову. Это наша великая поэтесса, гордость нации. Она была, как и вы, неприступна и всегда погружена в себя. Я и раньше считал, что русские и американцы родственные народы. После спектакля приглашаю вас к себе на дачу.