И как забавно читать о дурашливых «капустниках», в которых на Гауе, в туристском лагере Дома ученых принимали участие Зиновий Гердт, Булат Окуджава, Сергей и Татьяна Никитины…3абавно, если не помнить, что многие эти имена тоже уже стали Эпохой.
Жизнь проходит – это основное ее качество.
Быль, данная нам в ощущениях, смехе, слезах, в порывах души и сиюминутных делах, может обратиться в небыль, – и обращается, если на пути не встречается человека, подобного Наталье Рапопорт, чья память не хочет смириться с перспективой такой потери, чье сердце несет ощущение долга и любви и чья одаренность дарит читателям улыбку и слезы, и смех, и понимание драгоценного дара – жизни.
Дина Рубина
Прошло уже шесть лет после опубликования моей первой книжки, и читатели стали настоятельно требовать продолжения. Я, как видите, пошла им навстречу.
Моя первая книжка называлась «То ли быль, то ли небыль». И эта новая так же. Почему? Во-первых, потому, что лучше не придумаешь. Во-вторых, потому, что это – первая строчка стихотворения моего друга Юлия Даниэля, написанного им в лагере. Приведу эти стихи по памяти:
То ли быль, то ли небыль
Средь весёлого сна:
Я в сражениях не был,
И не пил я вина,
Не был пулею мечен
И стихов не писал,
Не глядел я на женщин,
Не ласкал, не бросал,
Безрассудство не славил,
Дни за днями губя,
И на карту не ставил
Ни других, ни себя,
Не плясал неуклюже,
На ветру не дрожал,
В подмосковную стужу
По лыжне не бежал
И в апрельскую сырость
Не бродил по земле:
Это всё мне приснилось
В зарешёченной мгле.
Это ощущение были-небыли вовсе не зависит от того, с какого полюса смотреть на прошлую жизнь – из тюремной ли камеры в «большую зону», как Юлий, или из свободного мира, в котором с 1990 года оказалась я, – туда же. Отсюда, из плотной американской материальной реальности, вся фантасмагория моей прошлой жизни стала быстро терять чёткие очертания. Пятьдесят лет я любила, дружила, страдала, радовалась, иногда бывала счастлива – и вдруг всё это стало куда-то уходить, как будто было не со мной. Ощущение «а был ли мальчик» не отпускало меня ни на минуту, а выражение «потерять себя» всё больше утрачивало своё метафорическое содержание. Вот тогда я и стала писать. Под пером (хотя какое уж тут перо в наш компьютерный век) люди и события моей прошлой жизни оживали, обрастали плотью и такими оставались уже навсегда.
Таким образом, я писала исключительно для себя, а не для читателя. Так бы оно и было, если бы не Сергей Никитин, с которым вы ещё не раз встретитесь тут и там на этих страницах. В том, что я ему читала и рассказывала, Серёжа увидел книгу. С его лёгкой руки она и получилась.