Он, Ромео, один из Первой Сотни Христов Насилия, поможет разрушить эту пошлую магию. Первая Сотня, которую грубо именуют террористами, действует в Японии, Германии, Италии, Испании и даже в Голландии, стране тюльпанов. Не имеет значения, что Первая Сотня не распространилась в Америке. В этой стране демократии, родине свободы есть только революционеры-интеллектуалы, которые теряют сознание от одного вида крови. Они взрывают свои бомбы в пустых домах, после того как предупреждают людей, чтобы те покинули здание; они думают, что, публично совокупляясь на ступеньках общественных зданий, они совершают акт идейного протеста. Презренные людишки! Не удивительно, что Америка не дала ни одного человека в Революционную Сотню.
Ромео прервал дневную дрему. Какого черта! Он ведь даже не знает, насчитывается ли там сто человек. Их может быть пятьдесят или шестьдесят, а Сотня – это просто символическая цифра. Но такие символы завораживают людей, прельщают средства массовой информации. Единственно, что ему действительно известно, это то, что он, Ромео, является одним из Первой Сотни, как и его друг и товарищ по заговору Ябрил.
В одной из многочисленных церквей Рима зазвонил колокол – было около шести вечера Страстной пятницы. Через час появится Ябрил, чтобы проверить всю подготовку сложной операции. Убийство Папы будет первым ходом в блестяще задуманной шахматной партии – целой серии дерзких актов, радующих романтическую душу Ромео.
Ябрил был единственным человеком, перед которым Ромео трепетал и физически, и душевно. Ябрил знал вероломство правительства, лицемерие законных властей, опасный оптимизм идеалистов, потрясающую веру в иллюзии даже у самых преданных террористов. Но самым главным было то, что Ябрил являлся гением революционной борьбы. Он презирал мелкое сострадание и детскую жалость, испытываемые большинством людей, и видел только одну цель – будущее освобождение человечества.
К тому же Ябрил был беспощаднее, чем мог оказаться даже Ромео. Ромео лишил жизни много безвинных людей, предал своих родителей и друзей, убил судью, который однажды защитил его. Он понимал, что политические убийства могут быть проявлением душевной болезни, и готов был заплатить такую цену, но когда Ябрил сказал ему: «Если ты не можешь бросить бомбу в детский сад, ты не настоящий революционер», Ромео ответил: «Этого я никогда не смогу сделать».
Но Папу Римского убить он может.
И несмотря на это, темными римскими ночами ужасные маленькие чудовища, зародыш страшных сновидений, покрывали его тело ледяным потом.