Уроки начались с закона божьего. Как скучно тянулся первый час! Александр Николаевич то и дело позевывал, шагая из угла в угол и пощипывая свою русую бородку.
– Читайте «отче наш», – лениво приказал он Коле. Подняв голову кверху, тот утомительно однообразно, как муха, попавшая в паутину, жужжал:
– Отче наш, иже еси на небеси… хлеб насущный даждь нам днесь…
Затем взгляд учителя упал на Андрюшу.
– «Троицу»! – коротко произнес он.
Поправив платок на плечах, Андрюша поднялся неуверенно стал тянуть, словно опасаясь, что его сейчас накажут:
– Пресвятая троица… очисти грехи наши… прости беззакония наши…
Из всех непонятных и скучных слов в этих молитвах Коле нравились только четыре: «иже еси на небеси». Их можно было произносить скороговоркой несколько раз подряд, можно даже напевать на веселый мотив. Они какие-то складные, быстрые, хотя туманные и загадочные. Александр Николаевич и не пытался разъяснить их смысл, как он это делал на других уроках. Дослушав молитву, а иногда оборвав ученика на середине, учитель брал псалтырь в руки и читал, как дьячок в Аббакумцевской церкви, гнусаво, нараспев:
– Двери отверзи нам, благословенная богородица…
В такие минуты Коле хотелось смеяться.
Захлопнув книгу, Александр Николаевич сразу делался строгим. Обычным своим баском он требовал:
– К следующему уроку прошу знать наизусть «верую» и «милосердие».
Второй час проходил живее. Хотя Коля и не особенно уважал арифметику, но она куда интереснее закона божьего. Но лучше всего он чувствовал себя на уроке родной речи. Александр Николаевич тут прямо-таки преображался. Он уже не ходил из угла s угол, а, прислонившись к стене и полузакрыв глаза, медленно и выразительно диктовал:
– Жестокосердый! Посмотри на детей крестьян, тебе подвластных. Они почти наги…
Ученики старательно писали это на грифельных досках. (Учитель почему-то запрещал пользоваться при диктанте тетрадями. Вот арифметика – другое дело. Записывайте в тетради сколько угодно!)
Александр Николаевич подошел к ученикам и внимательно посмотрел на доски.
– Так! Хорошо! – сказал он Коле.
Но Андрюше не повезло. У него целых три ошибки – пропустил буквы в словах.
– Не торопитесь, молодой человек, – склонясь к ученику, советовал Александр Николаевич, – вдумывайтесь в то, что вы пишете. «Жестокосердый» – значит жестокий сердцем. Понятно? А у вас что? «Жестокосерый». Почему серый? Совершеннейшая бессмыслица!
Андрюша смущен, а учитель быстро-быстро стер с доски все написанное. Мальчики зашушукались.
– Внимание! Прошу внимания! – стукнул карандашом Александр Николаевич. – Сейчас будет трудное предложение. Пишите.